Грифоны Васильевского острова. Попаданец в альтернативное время

Корчевский Юрий Григорьевич

– Не удержался, прости. Уж больно вкусно пахнет, а я проголодался.

– Это Мари постаралась.

Мама вышла по делам, а Мари заметила:

– Ты как-то изменился, вроде загорел.

Еще бы, на Родосе жарко, как не бывает в северном Петербурге. Так ведь и времени на острове провел много. Отшутился:

– Где мне загорать? В подвале?

– И пахнет от тебя не так, как обычно.

Вот чертовка! Сразу изменения уловила. Обнял по-братски, а девушка к нему прильнула, сама обняла.

– Неужели не нравлюсь?

Матвей не успел ответить, стукнула дверь. Молодые люди отпрыгнули друг от друга. Вроде ничего постыдного не совершили, а щеки у Мари покраснели. Это вернулись родители. Пока отец переодевался в домашнее, мыл руки, Мари собрала на стол. Отец одобрительно крякнул. Он любил людей, в руках которых дело горело.

Когда все домочадцы сели за стол, отец

прочитал «Отче наш» и все приступили к трапезе. За время пребывания на Родосе Матвей соскучился по щам, по каше, про пирожки и разговора нет. Алонсо подавал пищу простую, незатейливую. Вероятно, с согласия графа. Но Матвей ей не наедался. Зато сейчас отвел душу. Съел миску щей, попросил добавки. Затем уже не спеша – каши гречневой, обильно сдобренной льняным маслом. А уж после, под неспешные разговоры – чай. Сахар вприкуску, колотый от сахарной головы в два фунта весом, как любил отец. Да под пирожки, еще теплые, со свежей балтийской рыбкой. Матвей не был гурманом, но сейчас осознал, насколько привычней пища, вкуснее и сытнее в той местности, где родился. Хорошо на чужбине – солнце, тепло, море, а все равно домой тянет, где сырость, прохладно летом и холодно зимой, где полгода снег лежит и скользко. Не зря поговорка есть: «Где родился, там и пригодился». А размышляя, сделал свой вывод: где холодно, там мясо потребно, да с хлебом. Тяжелая пища, но силы дает. И не только славяне ее любят, но и татары, удмурты, башкиры и прочие народы.

После еды на Матвея навалилась усталость. За вчерашний и сегодняшний дни столько волнений, переживаний пришлось ему перенести. Глаза слипаться начали за столом, сразу после трапезы, едва успел добраться до постели и раздеться. А как голова подушки коснулась, уснул, даже одеялом не укрылся. Уже мама заботливо набросила. Дети, хоть они и взрослые, для родителей всегда остаются детьми.

И если бы не отец утром, то проспал бы. Придя в аптеку, Матвей дождался, пока Пель уйдет в город, и начал исследовать содержимое склянки. Но, как ни пробовал провести анализ, ничего не получалось. Не мог определить состав, не хватало знаний. Пожалел, что нет образования, как у Пеля. Да и сыновья аптекаря уже подросли. Старший, Василий, тоже в Петербургской медико-хирургической академии учился на последнем курсе, наследует дело отца. Вот когда приходит понимание ценности образования!

Разговаривать с Пелем побоялся. Иначе надо сказать, где взял и почему воспользовался цифровыми комбинациями на башне. Да еще неизвестно, что в склянке. Поэтому, не получив результата, Матвей спрятал пузырек до лучших времен у себя дома. Было у него там потаенное место.

И ведь не расскажешь никому о приключениях, хотя распирало грудь, хотелось поделиться пережитым! Был у него закадычный приятель Елисей в соседнем дворе. Так не поверит, скажет: «Ложь!» Да еще с другими поделится. А прослыть вруном не хотелось, потом не отмоешься. Вот кто поверит, так это Мари, на себе прочувствовала. Но не хотелось нагружать бедную девочку невероятными событиями. Ей и так по жизни досталось. Не каждый человек, пережив суд инквизиции и казнь, которая без малого не свершилась, не потеряет разум!

Жизнь снова потянулась своим чередом. Конечно, изменилось его отношение к грифонам. Через потайную дверцу к ним не ходил, но уже и не боялся, как раньше. Похоже, что цифровая комбинация для них как опознавательный знак – нельзя трогать, надо защищать!

После работы перестал ежедневно оставаться в аптеке, в подвале. Шел домой, ужинал с семьей, а потом вместе с Мари гулял по городу. Ей было интересно познакомиться с памятными местами, а Матвею – насладиться видами Петропавловки или Исаакиевского собора. Все познается в сравнении, и Матвей признавал Петербург лучшим городом из тех, что он знал. Еще он не хотел признаваться даже себе, что ему нравилось общество девушки. Мари потеряла надежду вернуться в Париж, зато с каждым днем все больше ей нравился город Петра. Да, здесь холодно, временами промозгло, но люди добрые, на улицах чисто, а главное – нет этой ужасной инквизиции. Кроме того, она боялась признаться, что нравился ей Матвей. То ли потому, что спас от неминуемой смерти, то ли потому, что приютил, ввел в семью, она с ним научилась говорить по-русски, читать, чего не умела во Франции. Или потому, что не было подружек, а Матвей подходил по возрасту и был к ней добр. Но билось сердечко, когда Матвей возвращался с работы. Он часто приносил гостинцы. То тульский печатный пряник, то кулек жареных семечек, то леденец на палочке. Лакомства, неизвестные ей в прежней жизни.

Глава 5

Гален

Прошло несколько недель с момента

возвращения с Родоса. Матвей немного отъелся, втянулся в прежнюю работу. Но почти каждую ночь ему снились то граф Тревизо, то глиняные воины, то схватка с янычарами. Если память подсовывала последний эпизод, когда янычары вот-вот должны были одержать победу, просыпался, вскрикивая. Выкинуть из памяти страшные воспоминания невозможно.

От одежды снова пахнет химией. Когда Пель сообщил, что уезжает на несколько дней, Матвей подумал, уж не в далекое ли путешествие по цифровой комбинации. И было бы смешно и нелепо столкнуться с ним случайно где-нибудь в Африке или Британии пятьсот лет тому назад. Вспомнил о сером порошке в склянке. Не с его ли помощью граф получал золото? Пока Пеля нет, стоит попробовать, тем более небольшие запасы ртути в подвале были.

Утром, прихватив из тайника склянку, отправился в аптеку. Как обычно по утрам, сделал проводку вчерашних доходов и расходов аптеки в гроссбухе. Пель педант, как и все немцы, контролировал доходы и расходы постоянно и скрупулезно, периодически пересчитывал сам на счетах.

После обязательных работ в своей каморке Матвей спустился в подвал. Из емкости с ртутью отлил немного в фарфоровую чашку, какие использовали химики. На ртутный шарик бросил несколько кристаллов порошка из склянки. К его разочарованию, ртуть не превратилась в золото. Он видел, как это происходит, граф показывал, хвастаясь. Только граф не кристаллы бросал, а чем-то капал. Надо попробовать развести. Только чем? Кислотой, щелочью, уксусом, спиртом, эфиром? Попытался вспомнить, был ли запах, когда граф демонстрировал превращение. Запахов разных тогда было много, поскольку в лаборатории Бернарда химикатов в избытке. Решил начать со спирта, он растворяет многие вещества.

В плошку налил немного спирта, буквально пару столовых ложек, бросил несколько кристаллов. Пошла реакция. Видно было, как кристаллы стали растворяться, раствор помутнел, но через какое-то время стал прозрачным, а кристаллы исчезли. Матвей взял пипетку, набрал немного раствора и капнул на ртуть. Жидкий металл стал менять цвет. Сначала стал розовым, потом вишневым, потом пожелтел и стал похож на золото. Матвей попробовал ткнуть пинцетом, а сгусток не жидкий, как ртуть, а твердый. Взял пальцами кусочек теплый после реакции. Острым ножом провел, и на куске появилась глубокая царапина. Неужели золото? Лихорадочно стал проверять. Сначала капнул соляной кислотой, потом серной, потом щелочью. Реакции никакой, как и должно быть с золотом. Тогда, следуя логике, этот порошок в склянке является философским камнем, эликсиром жизни. Правда, сразу сомнение появилось. Алхимики твердят о философском камне, а у него в склянке порошок. Или Тревизо смог создать эликсир только в таком виде? И как склянка оказалась в его кармане? Матвей никогда чужого не брал, вором не был. Не помнил, чтобы склянку брал. Неужели граф, предвидя скорую и неминуемую победу янычар на поле перед имением, сунул незаметно Матвею в карман как памятный подарок? Или дал возможность принять порошок и воскреснуть после ранения и смерти? Если так, то воистину благородная душа у Бернарда и звание дворянина он носит по праву. Матвей даже растрогался. Интересно, выжил ли граф?

За опытами не заметил, как пролетело время. В подвале окон нет, не видно солнца. Опомнился, когда наверху в аптеке часы звучно пробили шесть часов вечера. Отбивали время они четырежды в сутки – в шесть часов и двенадцать.

Юноша осмотрел рабочий стол, кусочек золота расплющил молотком в лепешку, сунул в карман. Остатки спирта с растворенным в нем порошком аккуратно слил в пустой и чистый пузырек, опустил в карман, где лежала склянка с порошком. Ее забывать никак нельзя, всю ценность содержимого он сегодня осознал. Надо держать все в секрете. Если проведает кто – проблемы будут обязательно, причем не играет роли, разбойный ли люд, царские чиновники или алхимики. В лучшем случае склянку отберут и побьют, а в худшем – лишат жизни и труп сбросят в Неву. Сколько их периодически полиция достает из воды!

Вышел на улицу, вдохнул чистого воздуха. После подвала с его химической атмосферой чудо как хорошо! Матвей ощутил голод. Увлекшись экспериментом, он не ходил обедать, вообще забыв о еде. Зато сейчас как раз поспеет к ужину.

Седьмая линия, где расположена аптека Пеля, относительно короткая, потому извозчики, тем более ломовые, возившие грузы на подводах, здесь не гоняли. А сейчас Матвей услышал крик: «Поберегись!» Раздался дробный цокот копыт – это мчалась лошадь. Извозчик на передке в рост стоит, вожжи натянул. А лошадь понесла, голову повернула, глазом косит на мостовую, изо рта пена летит. Видимо, сильно испугалась чего-то. Лошадь – создание пугливое.