Григорий Распутин
Шрифт:
На стене висели какие-то странные приспособления, неизвестного назначения. Судя по их внешнему виду, создавали их точно не для людей.
Хотя… Если мне «посчастливилось» оказаться в лапах какого-нибудь маньяка-шизофреника… Почему бы и нет. Может, он пытки уважает.
Сам я лежал на полу, прямо на соломе, а рядом со мной стояли двое. Первый мужик выглядел серьезно. Навскидку ему было лет сорок пять, может чуть больше.
Высокий, крепкий, он был одет в костюм-тройку серого цвета. Место этому костюму, как и мужику, где-нибудь
В руках незнакомец держал трость. Сука, трость! Толстую, солидную, с набалдашником в виде львиной головы.
Мужик очень сильно напоминал Паратова из «Бесприданницы». Чертово гуманитарное образование. Даже в такой идиотской ситуации я мыслю литературными стереотипами.
Упитанную физиономию незнакомца украшала борода лопатообразного вида. Густая, красиво причесанная. Прямо волосок к волоску.
Какая-то странная любовь к бородам, скажу я вам. Сначала башка, теперь этот. Волосатость на лице, конечно, сегодня в тренде, но именно эти бороды выглядели слегка непривычно. Было в них что-то… хм… старинное, наверное.
Почему я использую множественное число? Потому что рядом с Паратовым, а я мысленно окрестил мужика именно так, стоял еще один тип. Конечно же, бородатый.
В отличие от первого, второй был одет попроще. Ну как попроще… В том смысле, что на нем не наблюдалось костюма-тройки, однако имелась рубаха, которую, если не ошибаюсь, в народе называют косовороткой, штаны, заправленные в высокие сапоги, и наглый, уверенный взгляд маслянистых глаз. В руках второй незнакомец держал… нагайку. Реально. Самую настоящую нагайку.
– Вот ты ж погляди… – Протянул он удивленным голосом. – Живой. Правду говорят, ворьё это хуч бей, хуч убивай, все одно не подохнет. Никанор Митрофанович, уж я его лупцевал от души, уверяю. А он зенки свои вытаращил наглючие и пялится на нас. У-у-у…
Мужик с нагайкой, замахнувшись, сделал шаг в мою сторону. Судя по всему, планировалось дальнейшее избиение. И да, я не ошибся. Дальнейшее. Потому что теперь стало понятно, отчего заплыл глаз и по какой причине адски болит каждая частица моего организма.
– Прошка, стой! Погоди. Возьми-ка лучше кнут да отходи его так, чтоб он больше ручонки свои шаловливые к купеческому товару не тянул. Кроме того, сам понимаешь, отсюда он выйти не должон.
Первый, или Никанор Митрофанович, имя которого теперь мне стало известно, (от чего, прямо скажем, совсем не легче), сделал небрежный жест рукой, указав как раз в сторону тех предметов, которые висели на стене.
И да, кнут там действительно был. Его я узнал наверняка. Хотя, лучше бы не узнавал. Если Прошка выполнит распоряжение хозяина, мне – конец. Он меня просто-напросто, забьет до смерти.
Черт… Где я нахожусь вообще? Что это за психи? Куда делся телефон? Нужно срочно как-то исхитриться и вызвать ментов, пока реально я тут кони не двинул.
Я, конечно,
Обычно я просматривал соцсети каждой потенциальной клиентки, шерстил круг знакомых, а уже потом брал дамочку в оборот. Естественно, в первую очередь работал с женщинами.
Здесь же, судя по ситуации, явно причина в какой-то личной обиде. Одно не пойму. С хрена Никанор Митрофанович упомянул купеческое добро и почему у них с Прошкой такие дурацкие имена?
Нет, я знаю, у многих олигархов крыша едет от собственного богатства. Они себя кем только не считают. И купцами, и графьями, и князьями. Но именно этот тип говорил как-то слишком серьезно. Либо он искренне верит, что является купцом, либо он вообще конченый псих. Похлеще Прошки с нагайкой.
В этот момент меня вдруг осенила еще одна мысль. А что, если это – развод? Не знаю. Реалити шоу.
Однако, стоило пошевелить пальцами на руках, я уже не говорю о большем, как тело вновь пронзила адская боль, и от мысли о телевизионной подставе пришлось отказаться.
Вряд ли реалити-шоу может быть настолько реалити. Меня били не на показуху. Меня отметелили самым настоящим образом. На теле нет ни одного здорового местечка. Слишком уж как-то достоверно. За это уголовку можно отхватить. Ни один режиссёр, ни один продюсер не пойдёт на подобный риск даже ради заоблачного рейтинга.
– Мужики, а давайте договоримся. – Высказался я вслух, заодно выплюнув выбитый зуб.
Он, наверное, держался на добром слове, а мое желание поговорить это доброе слово окончательно уничтожило.
– Могу дать вам денег. Много. Только отпустите меня. А еще мой отец, знаете, не последний человек в городе.
Я старался держаться очень уверенно, хотя на самом деле меня буквально потрясывало. Голос. Чертов голос. Теперь, когда я говорил не во сне с плавающей головой, а вполне себе в реальности, он все равно звучал слишком тонко и звонко.
Оба мужика уставились на меня с такими выражениями лиц, будто с ними начал вести научные беседы, не знаю… лесной олень.
Около минуты они молчали, а потом одновременно заржали. Как кони, честное слово. У Прошки аж слюна изо рта вылетела.
Психи. Точно психи. Как еще можно назвать людей, вырядившихся в одежду, которая больше соответствует началу прошлого века?
– Никанор Митрофанович, все сейчас сделаем в лучшем виде. Видали, что охальник несёт? Денег, говорит, дам вам. Издевается. Несомненно издевается. Ну ничего… Сейчас я его научу уму-разуму. – Бубнил Порошка, снимая со стены кнут.
Я машинально зажмурился, ожидая нового удара, но… он не последовал. Вместо этого раздался низкий, хрипловатый голос, доносящийся со стороны входа: