Грим
Шрифт:
— Я знаю теоретические основы.
— Лучшей ученице Хогвартса будет нетрудно ими воспользоваться. Я полностью откроюсь перед тобой.
Внутри Гермионы разгорался и трепет, и страх перед тем, что она сможет увидеть в голове Малфоя. Она колебалась всего секунду, прежде чем произнести:
— Легилименс!
Зрачки Драко расширились, они разрастались и разрастались, пока их чернота не поглотила Гермиону.
Окружающая обстановка показалась Гермионе знакомой. За барной стойкой старый Том с широкой беззубой улыбкой принимал заказы,
За столиком в углу сидел Малфой. В знакомом жесте раздражения он тарабанил по столешнице пальцами, выбивая одному ему известный ритм. Наконец, когда он готов был покинуть «Дырявый котел», то услышал незнакомый голос:
— Можно присесть?
Перед ним стоял высокий человек, закутанный в черный плащ. Лицо скрыто капюшоном, руки — в черных кожаных перчатках.
Гермиона с двояким чувством смотрела на то, как Грим разговаривает с Малфоем. Она ощущала сомнения Драко, затем недоверие и, наконец, угрюмое раздражение.
— Я достаточно видел, что с людьми делает власть, — медленно произнес Малфой. — Не каждому дано справиться с ней, не став ее заложником. Я не хочу того, что вы предлагаете мне.
Драко встал, бросив на стол несколько галлеонов за выпивку, и направился к выходу. Без сожаления.
— Это твой единственный шанс. Остановись. Ты умрешь сегодня.
Малфой не остановился, несмотря на липкий страх, сжавший сердце когтистой лапой. Смутное предчувствие не покидало его, пока он шел по Косому переулку, игнорируя косые взгляды редких прохожих. Дождь стал его успокоением. Мерный стук капель о каменную плитку успокаивал расшатанные нервы.
— Стойте! Вы арестованы!
Гермиона обернулась одновременно с Малфоем из воспоминания, чтобы увидеть трех мужчин, лица которых весь ноябрь печатали на передовых страницах «Ежедневного пророка».
Короткий бой, яростный и злой, и Малфой лежал на земле. Гнев и безысходность сменились страхом, почти ужасом, а затем обидой. Он столько не успел увидеть, сделать, сказать, почувствовать.
Они долго избивали Малфоя.
Гермиона закрыла глаза, чтобы не видеть, как безвольно трепыхается тело Драко под ударами.
— Может, он уже того, помер? Вообще ж не орет.
Гермиона открыла глаза. Мир вокруг распался на две части: она видела троих убийц и призрачный силуэт Грима, которого здесь не могло быть.
«Я предупреждал! Но ты еще можешь передумать», — услышала она голос Грима. Малфой захохотал страшно, надломлено.
«Я не хочу умирать!»
— Дьявольское отродье, — в ужасе произнес Стамп.
— Тварь! — с ненавистью сказал Гавейн Робардс и сплюнул. — Авада…
«Ты согласен на сделку?» — произнес голос Грима.
— Кедавра.
«Да!»
Малфой из настоящего попытался вытолкнуть Гермиону из собственных воспоминаний, но она усилила мысленный напор, словно клещами вцепляясь в его воспоминания. С трудом, но ей удалось преодолеть
Гермиона смутилась, увидев обнаженного Малфоя в ванной комнате. Его тело почти полностью покрывали багровые заплывшие синяки, засохшие кровоподтеки и царапины. Одна сплошная рана.
Драко вцепился руками в голову, и Гермиона услышала голос Грима. Но ей не удалось разобрать слова, Малфой усилил сопротивление. Воспоминания калейдоскопом лиц, пейзажей, обрывками эмоций закружали перед ее глазами: эльф-домовик, платформа 9 и 3/4, Астрономическая башня Хогвартса, тишина и покой зеленого леса, чужие эмоции в голове, оборотень и его жертва, боль первой в жизни трансформации.
И зло — адская скручивающая боль, сравнимая с Круциатусом.
Бой с оборотнем из сна Гермионы. Глубокое удовлетворение видом поверженного врага. Крики мракоборцев, затем Малфой-менор, поздравления матери с днем рождения и отчаянное желание, чтобы она не заметила кровь на его руках.
Калейдоскоп замедлился.
Зайдя в свою комнату и наложив полог тишины, Драко с отвращением сбросил промокшую от крови мантию, обнял себя руками, размазывая по белоснежной рубашке кровь оборотня, и грузно осел на пол.
Его первое убийство.
Отвращение к самому себе.
И Драко закричал…
Тоннели темных зрачков Малфоя снова проявились, и Гермиону выдернуло из воспоминания. Она обнаружила себя распластавшейся на полу в темной комнате — свеча погасла, огонь в камине догорал. Из темноты выплыла высокая фигура Малфоя, темные глаза на перекошенном от ярости лице горели опасным огнем.
Это был не Малфой из воспоминания, это был Малфой, каким его изуродовала сущность Грима.
— Ты не имела права! — кричал Драко. — Не должна была заставлять меня показывать тебе это воспоминание. Зачем?
— Мне надо было знать, что ты чувствуешь, убивая.
Драко отвернулся от нее.
Гермиона с трудом поднялась, выпутываясь из халата, который при падении спал с плеч, задевая руками осколки разбитой посуды и остатки еды — не осталось ни одного целого столового прибора.
— Ты показал мне, почему стал Гримом. И я понимаю тебя. Но я хотела знать, что ты чувствуешь, убивая. Что-то кроме удовлетворения, насыщающее твоего внутреннего зверя. Насыщающее Грима. Я хотела знать, что чувствует Драко Малфой.
С затаенной тревогой Гермиона наблюдала, как Малфой оборачивается и смотрит на нее своим тяжелым взглядом, на дне которого плескалось темное, первобытное, пугавшее своей интенсивностью желание. Драко сделал шаг вперед, заставляя Гермиону пятиться, пока она не уперлась спиной в край стола.
От Малфоя исходила сила. Гермиона физически ощущала ее тягучее прикосновение к своей коже.
Драко молниеносным движением протянул руку и грубо схватил ее за подбородок. Гермиона удивленно вскрикнула, ее руки автоматически взлетели, и она ударила его в грудь кулаком.