Грим
Шрифт:
«Это ж надо было получить травму перед самым праздником и игрой к тому же. Хотя главное сейчас — прийти в форму до матча. У нас нет замены голкипера», — думал Рон.
В разгар праздника к нему пришли Гарри и Джинни, принесли сладости и ворох новостей про остальных гриффиндорцев. Джинни в самых ярких красках описала наряды школьников и особенно Луны Лавгуд. Судя по всему, там было, на что посмотреть и чему удивиться.
— У Симуса был фотоаппарат. В общем, потом принесем тебе фотографии, и ты всех увидишь! — заверил
— Ладно, мы пойдем. Мы к тебе тут заскочили, чтобы ты не скучал. И, конечно же, хотели показать тебе наши костюмы. Чтобы ты по достоинству оценил нас, братец! — сказала Джинни.
— Не хотел бы вас встретить в темном переулке, — произнес Рон, улыбаясь. — А ведь наряд ваш уж очень с намеком.
Джинни и Гарри только рассмеялись.
Рон же снова остался один. Минуты текли медленно, словно кто-то заколдовал время, чтобы оно ползло еле-еле. Наверное, это такой закон жизни. Самые радостные моменты пролетают незаметно, ты даже не успеваешь запомнить всех подробностей. А так хочется сохранить их до мельчайших деталей.
А неприятные моменты, как назло, длятся слишком долго. Да и врезаются в память во всех подробностях, которые почему-то очень долго не забываются.
Закон времени. А может, и закон подлости.
Рон не знал, сколько времени уже прошло. Минуты, часы, дни. В темноте циферблат часов на стене не разглядеть. И тут гриффиндорцу почудился какой-то шорох. Он отчетливо прозвучал в тишине лазарета. Затем все стихло.
«Наверное, ветер», — мелькнуло в голове.
Через какой-то промежуток времени раздался еще один шорох.
Рон нашарил на тумбочке волшебную палочку.
— Люмос! — произнес он.
Дрожащий огонек на конце волшебной палочки осветил пол возле кровати гриффиндорца. Трое пауков поспешно убегали от света. Это их мохнатые лапки произносили тихий шорох.
— Фу! Мерзость какая! — произнес Рон. Его взгляд остекленел. Огонек на волшебной палочке осветил остальную часть лазарета.
Больничное крыло просто кишело пауками. Они были везде. На стенах, полу, кроватях, тумбочках, лампах и шкафах с лекарствами. Большие и маленькие, все они медленно шевелили лапками, направляясь к кровати Рона. К единственному месту, незанятому островку в паучьем море.
Лицо Рона помертвело от ужаса. Он потерял дар речи. Попытался что-то произнести, но ничего кроме хрипа не вырвалось из его пересохшего горла. Больше всего на свете он боялся пауков, ненавидел их всеми фибрами души, даже один их вид в иллюстрациях переносил с трудом. После того похода в Запретный лес на втором курсе ему еще долго снились кошмары о том, что вся его комната наполняется пауками, которые лезут к нему.
Сейчас же это был не сон. Рон попытался ущипнуть себя за руку. Больно.
«Не сон», — отчаянно мелькнуло в
А реальность между тем становилась страшнее тех детских кошмаров. Откуда-то стали появляться новые пауки. Но не те малютки, что были вначале. Огромные мохнатые пауки, восьмиглазые, восьминогие — акромантулы. Их было не меньше дюжины. Они неспешно пробирались к Рону, наступая на своих меньших собратьев. Раздавался отвратительный треск, когда они раздавливали меньших пауков.
— Остолбеней! — тонким голосом крикнул Рон. Луч толкнул одного акромантула в грудь. Но паук не перестал двигаться, заклинание ему ничего не сделало.
— Остолбеней! Остолбеней! — кричал Рон. Заклинания осветили лазарет, попадали в пауков, сталкивались между собой, попадали в стены. Но пауки продолжали двигаться.
— Инпедимента! — отчаявшись, воскликнул гриффиндорец. Луч попал приближающемуся акромантулу точно в голову. Но паук лишь отвратительно лязгнул челюстями.
«Мерлин! Да что же это такое!»
Огромный акромантул, наконец, достиг кровати. Рон почувствовал, как ему на ноги оседает огромная тяжесть. Мохнатые лапы придавили грудь. Паук приблизил к лицу Рона свою уродливую со жвалами голову. Челюсти громко лязгнули.
Цок, цок — клацали жвалы по всему лазарету.
— Хочешь жить, маг? — клацнули челюсти.
Рон закивал головой.
— Так хочешь? Или нет? — слова с трудом можно было различить из отвратительного лязганья.
— Да!
— Да, это хорошо. Тогда я не отдам тебя своим детям. Скажи, где камень?
— Какой еще камень? — не понял Рон.
Лязганье стало недовольным. Пауки словно негодовали, что человек их не понимает.
— Камень! Камень! Маленький камень! — удалось разобрать Рону.
Тяжесть акромантула не давала дышать. Новые пауки обступили кровать и пытались залезть на нее. Рон уже почти обезумел. Он ничего не мог понять. Везде были челюсти, жвалы, мохнатые лапы. Голова у Рона просто раскалывалась.
«Последнее средство!» — подумал он.
— Авада Кедавра! — крикнул он. Зеленый луч поразил говорящего с Роном паука в самые челюсти, из которых все еще раздавался лязг.
Зеленый свет разросся до пределов всего лазарета, освещая сотни, а то и тысячи пауков.
Тяжесть на груди стала нетерпимой.
*
Рон закричал и очнулся.
— А-а-а! — закричал он, размахивая руками.
На груди у него никого не было. Акромантул исчез. В лазарете появился огонек.
— Мистер Уизли, успокойтесь! — крикнула мадам Помфри, подбегая к нему в одном халате. — Это просто сон. Слышите? Да у вас жар. Смотрите, какой лоб горячий. И вы весь взмокли. Не переживайте, такое бывает. После ваших травм вполне может подняться температура, хотя я и давала вам зелье.