Гримасы Пигмалиона
Шрифт:
– А я раньше считал…
– Хорошо, Иннокентий. Не будем дальше развивать эту сложную и злободневную тему. Ты даже мою Яростную Клаву можешь считать Красной Шапочкой. От меня не убудет. Пусть в её корзинке лежат пирожки для бабушки и самые обычные яблоки или, к примеру, груши. Это тоже не так плохо.
Сговорчивый и, в общем-то, добродушный Генрих Наумович и основательно влюблённый в бледную Изу будущий токарь Маздонов вернулись к скамейке. Устроились на ней, несколько минут помолчали.
Немного подумав, Пигамалион
– Я узнал свою любимую. Это ваша внучка Изольда? – с замиранием сердца прошептал Маздонов. – Это бледная Иза.
– Да. Но только она мне не внучка, – уже в десятый раз пояснил непонятливому парню Пигмалион. – Она, можно сказать, для меня, что дочь, но не родная.
– Приёмная?
– Считай, что так. Это фото, если оно тебе нравится, можешь тоже оставить себе.
– Я очень бы хотел посмотреть на Изольду пусть мельком, со стороны… Я поражен её красотой, я почувствовал её душу.
Чувство недоумения и глубокой печали овладело Пигмалионом. Он с тоской смотрел на Иннокентия и при этом шевелил щеками, ноздрями, ушами, остатками седых волос на удлинённом черепе.
Впечатлительному Маздонову начало казаться, что мутные, но очень выразительные серые глаза старика кружатся, как две большие мухи вокруг мясистого и буро-красного носа Генриха Наумовича. На всякий случай Кеша отодвинулся от не совсем адекватного деда метра на полтора в сторону. Но при этом безнадёжно влюблённый парень нашёл в себе смелость настойчиво сказать:
– Я хочу видеть Изольду!
– Ты эгоистичный и нетерпеливый субъект, Кеша. Ты хочешь её видеть – и трава ни расти! А я, например, хочу стать министром, но меня вот не назначают.
– Каким министром?
– Да любым! Могу быть министром иностранных или внутренних дел.
– Но я не хочу становиться чиновником. Это скучно и неинтересно.
– Вот и напрасно, Иннокентий! Нет в тебе такой вот… особенной крылатости. Уверяю тебя, что на личную жизнь они не жалуются.
– Это их дело. А я думаю только о прекрасной Изольде. Я натурально умру, Генрих Наумович, если в самое ближайшее время не увижу её. Мне же больше ничего не надо.
– Ничего страшного не произойдёт, если ты даже и прокинешь этот мир. Каждую секунду в нём умирает примерно два человека. Сейчас, наверное, больше.
– Ваш мрачный юмор и зловещие гримасы уже подрывают моё здоровье.
– У меня ярко выраженная мимика лица – закономерный результат давней привычки. Несколько сезонов я проработал в геологической партии топографом. Мы не просто кривлялись друг перед другом. А таким вот образом отгоняли комаров.
– Не скромничайте, Генрих Наумович! От ваших зловещих гримас,
– Всё может быть, – Пигмалион мгновенно собрал в одну кучу все свои морщины на лбу и задумчиво произнёс. – Я предполагаю, что у тебя, всё-таки, будет возможность познакомиться с моей скромной и молчаливой Изольдой поближе.
– Я теперь буду всё больше и больше думать только о ней. Меня поразила её красота, и я услышал голос её души, чистой, светлой и неповторимой.
– Если грубо сказать, то духовную субстанцию имеет даже какая-нибудь старая стиральная машина, тихо доживающая свой век на одной из многочисленных российских свалок. Сколько на них загубленных душ, а вокруг ведь – и ещё больше. Да не простых, а человеческих. Постарайся меня понять.
– Как вы можете такое говорить?
– Могу. Имею право! Ты, к сожалению, точно такой же, как тот древнегреческий Пигмалион. А мы ведь всенародно и постоянно нуждаемся в других, не в сумасшедших, а в нормальных людях. С ними в стране наблюдается некоторая проблема.
Пожав, на прощание, друг другу руки, они расстались.
Фрезеровщика и, в перспективе, токаря Иннокентия Маздонова частного завода по производству малогабаритных насосов «Водохлёб», дверных петель и прочей бытовой металлической мелочи многие родственники и знакомые убеждали в том, что ему уже пришло время жениться, обзаводиться семьёй. В основном, эту пропаганду и агитацию вели его уже не совсем молодые родители.
Всё правильно, они мыслили адекватно, как подавляющее большинство обычных людей. Представители двух противоположных полов встречаются, и определённая часть из них женится, чтобы испытать чувство радости и счастья или через пару недель разбежаться в разные стороны, то есть развестись.
Да ведь Кира и Дина две младшие сестры Иннокентия давно уже вышли замуж и даже обзавелись детьми. Всё, как положено. Относительно счастливо живут в других, более цивилизованных городах, чем тот, в котором выпало родиться и существовать Кеше и его родителям. Но вот ему уже под тридцать лет, считай давно уже мужчина, но даже толком не удосужился близко познакомиться ни с одной девушкой или женщиной.
Интереса к ним не проявлял, хотя местные врачи не считали его импотентам и никогда не рекомендовали заняться лечением предстательной железы.
Но вот пришло время, и образ бледной Изы в корне переменил его жизнь. Если честно признаться, то думал Кеша не только о душе прекрасной незнакомки, но и пылал к ней неудержимой страстью, как мужчина. А ведь буквально несколько часов назад всех представителей женского пола, которые не состояли с ним в кровном родстве, Иннокентий считал почти что марсианами.
Нашлась такая прекрасная девушка, которой бы он без промедления отдал свою душу, сердце и заодно бренное тело. Куда от него денешься? Оно ведь тоже погрязло в неукротимых и страстных желаниях. Природа требует своё.