Гринвичский меридиан
Шрифт:
— Почему ты шепчешь? Ведь в постели кукла?
— Я настраиваю тебя, — важно пояснил он. — Создаю атмосферу. Вот нож.
Он указал на низенький пуфик в углу. Кинжал положили на него просто так, безо всяких ножен и шкатулок. Режиссер подтолкнул меня в спину:
— Бери же его!
— Нас снимают? — спросила я на всякий случай, хотя уже знала ответ.
Утруждать себя очередным объяснением Режиссер не стал. Кивнув мне, он отступил в другой угол и смешался с полумраком. Растаял в нем. Конечно, на самом деле он стоял там,
Вспомнив, что пора действовать, я неслышно пересекла толстый ковер, отделявший меня от кинжала, и осторожно взяла его. Он был удивительно теплым, и его рукоятка показалась мне конечностью какого-то зверька, которого я случайно ухватила в темноте.
"Ничего страшного, — сказала я себе. — На этот раз надо действительно сыграть. Посмотрим, что у меня получится".
Мне было не по себе вовсе не от того, что предстояло ударить ножом куклу. Но впервые я делала это в полном одиночестве. Ни Режиссера, ни кого-либо из актеров, ни операторов не было видно. И все же я постоянно ощущала на себе их взгляды. Все они следили за мной, и это было неприятно. Мне казалось, что все мои движения неловки, даже неуклюжи, что вовсе не так должен подкрадываться настоящий убийца. Но Режиссер не одергивал меня и не делал никаких указаний.
"Он хотел естественности, — с отчаянием подумала я. — Вот, пожалуйста. Я такая и есть. Все, как в жизни".
Тело, прикрытое одеялом, выглядело живым. В какой-то миг мне даже почудилось, что кукла вздохнула. На лице ее густо лежала тень, чтобы разглядеть его, мне пришлось бы наклониться, а это уже выглядело бы, как жутковатая причуда маньяка. Удержав позыв оглянуться на Режиссера, я подняла кинжал над головой и, собравшись с духом, ударила в то место, где предполагалось сердце.
"Мне надо упасть", — вспомнила я, но не смогла оторвать взгляда от торчавшей в одеяле рукоятки.
И вдруг увидела, как возле золотистого круга расплывается темное пятно. Я смотрела на это пятно и медленно опускалась в ту мягкую спасительную пучину беспамятства, которая затягивала меня уже не раз. Но прежде, чем уйти в нее окончательно, я, уперевшись руками в край постели, склонилась над лицом убитого. И узнала Пола.
Когда я очнулась, не оказалось ни кровати с балдахином, ни человека на ней, ни даже самой комнаты. Я лежала на диване в каминном зале, укрытая теплым пледом, а Режиссер, не сняв очков, дремал рядом в кресле. Стоило мне шевельнуться, как он встрепенулся и, с трудом удержав зевоту, проговорил:
— Великолепно! Вот ты и снова с нами. Где ты ухитрилась так простудиться?
— Что с Полом?! — голос у меня оказался охрипшим.
Склонив к плечу голову, Режиссер вкрадчиво спросил:
— С каким Полом?
— Да ты ведь знаешь с каким! С Полом Бартоном. Это правда? Ты заставил меня убить его?!
Он суеверно отмахнулся:
— Что еще за ужасы? Ты кого-то убила?
—
— Не кричи, — спокойно посоветовал он. — Что за истерика? Я понятия не имею, где какой-то Пол Бартон! И вообще впервые слышу это имя.
— Ты… ты… не знаешь Пола Бартона?
Он пренебрежительно мотнул головой:
— Не знаю. А кто это такой? Нобелевский лауреат? Олимпийский чемпион? Кто такой Пол Бартон?
— Это мой муж, — ответила я противным жалким голосом.
— Великолепно! Ты еще и замужем? Какая гадость… Ты меня разыгрываешь. Я хотел дать тебе великое будущее, а ты, заурядная баба, предпочла выскочить замуж.
Я сделала последнюю попытку выудить из него правду:
— Подожди, пожалуйста. Ты помнишь, как мы снимали финальную сцену? Кто лежал на кровати? Мне показалось…
Договорить я не смогла. В народе в таком случае говорят: язык не поворачивается. Режиссер, дожидаясь, мучительно наморщил лоб, потом пожал плечами:
— Детка, мы еще не снимали финальную сцену. Я хотел обсудить ее с тобой. Вернее, предоставить все тебе. Ты знаешь, что у тебя есть выбор. И что лишь одному из героев достанется все: и жизнь, и женщина… Ты должна решить — или звездный свет, или садик с розами.
— Иллюзия или счастье, — уточнила я.
— О детка! Ты и сама не знаешь, в чем оно — твое счастье…
— Уже знаю. Я ведь чуть не стала художницей, Режиссер. Ты это знал? А может, еще и стану… Так вот, у меня хорошо развито воображение. И я представила… То и другое. Знаешь, я так хорошо представила, что мне даже не пришлось раздумывать. Все решилось само.
Он заерзал и торжествующе улыбнулся:
— Так вот почему ты прибежала ко мне под дождем!
— Да, Режиссер. Я торопилась сказать тебе: нет.
— Нет? — растерянно переспросил он совсем, как Пол.
— Нет.
— Это ты только сейчас так решила. Ты пришла с другими намерениями.
— Что ж, если и так?
Он опустил голову, и я впервые заметила, что его красивые каштановые волосы сильно поредели на макушке. "Скоро он будет, как Пол", — злорадно подумала я. Выпрямившись, Режиссер бесстрастно произнес:
— Поздно, детка. Твоего Пола все равно больше нет.
Я даже спросить ничего не смогла, только смотрела на него во все глаза. Он продолжил:
— Ты убила его. Нет, совсем не так, как ты думаешь. И я не заставлял тебя… Ты сама пришла ко мне и пробыла здесь всю ночь.
— Ночь?!
— Ну да… Ты, конечно, была в беспамятстве, но пойди объясни это Полу. Его убила эта ночь ожидания. Утром зашла твоя тетка. Ты, кстати, не с расчетом на это дала ей ключ? Она увезла его в больницу. Но его вряд ли спасут… Он не хочет жить. Да куда ты бежишь? — крикнул Режиссер мне вслед. — Слишком поздно!
Уже у порога я все же спросила: