Гроб Хрустальный. Версия 2. 0
Шрифт:
– Когда?
– А, долго ли умеючи! Сам знаешь, слово за слово, хуем по столу. В комнате, где компьютеры у вас стоят. Сначала про Тарантино, потом про клаббинг, потом про MTV - оглянуться не успела, как уже ноги раздвинула. Я люблю, чтобы все быстро. Хорошо, кстати, что поторопился - только кончили, как все и началось. Менты, допросы, труп на лестнице. Еле застегнуться успел.
– То есть вы весь вечер так и не выходили из офиса? В смысле, пока Снежану не убили?
– Ну да. Ты же сам видел - я сначала читал свою шутку. Ну, про братков.
И
– Ну, это звучит у меня похоже, а пишется по-разному. То Ха - И - Зэ, а то Ха - Е - эР. То есть "его" и "ее".
– "Хиз" и "Хер"?
– Ну да.
– То есть из-за того, что там все мужики - пидоры, баб, что ли, никто в натуре не ебет? И у них на уме один хер?
– Постой, ты не понял. По-английски "her" не значит "хер", "хер" по-английски будет "фак".
– Надо же. "Фак", ебтыть. А как будет "пошел на хуй"?
– "Пошел на хуй" по-английски будет "фак офф".
– А как будет по-английски "пизда"?
– Не знаю, наверное так и будет - "the pizda".
– Это такой намек для своих, - сказал Луганов.
– В Сети есть страничка, где приведены результаты поиска "Альтавистой" по маске "pizd*". Там, в частности, есть человек по имени Джонатан Пиздец. Реальный человек, не виртуал. Американец какой-то.
– Круто, - сказал Глеб.
Они вышли обратно на кухню. Изображение в телевизоре стабилизировалось, и Глеб на секунду замер: Наталья Бондарчук изгибалась дугой, грудь выпирала под платьем.
– Выключи ты эту хуйню, - сказал Луганов.
– Я ВГИК кончал, меня с тех пор от Тарковского тошнит.
– Что так?
– спросил Глеб.
– Профессора заебали, - ответил Луганов, выключая телевизор.
– И вообще, людей, которые любят Тарковского, надо резать, как Шэрон Тейт.
24
Дома Глеба ждало письмо от Вити Абрамова.
"Привет, ребята, - писал Абрамов транслитом на лист.
– Классно, что я нашел это место, а то я все равно ничьих мэйлов не помню. Вольфсон, как всегда, на высоте. Узнаю брата Васю. Пишу я, чтобы вы знали мой новый мэйл - тот, который был в России, накрылся тем же, что и вся моя тамошняя жизнь. Говоря в двух словах, я влетел на приличные деньги, причем такие, что даже скинься вы все вместе, вряд ли меня выкупите. Но, к счастью, все образовалось: я вовремя подорвал и теперь на свободе. Прощай, как говорится, немытая Россия".
Вместо подписи стояло ВА, а ниже постскриптум: "Только что нашел на странице все ваши адреса. Кое-кому скоро напишу лично. Ждите".
Глеб вздохнул с облегчением. Нажав "Reply", ответил:
"Привет, Витька. Рад, что ты цел. А то свалил - ни слуху, ни духу. У меня осталась твоя карточка Visa. И еще - я хотел тебя спросить, но как-то забыл тогда: что ты имел в виду, когда говорил, что Чак хватает тебя за ноги? И где ты сейчас? Может, соберусь в отпуск за границу, повидаемся. Твой Гл".
Вот уже несколько дней Глеб был подписан
Интересно, думал Глеб, когда Чак покончил с собой, все только об этом и говорили. Шутили, кто будет следующим, обсуждали, кто виноват. А тут - словно отрезало. Или в молодости нам казалось, что смерть - далеко. А сегодня понимаем - не так уж много осталось. Может, меньше половины жизни. Когда-то мы с Таней придумали, что хорошо бы иметь встроенный предсказатель, чтоб подавал сигнал, как на пейджер: сегодня вы прожили полжизни. Или еще, подумал он, хорошо бы вести учет живых и мертвых знакомых, чтобы заметить, когда количество сравняется. Впрочем, еще не скоро. Сейчас, не считая старших родственников, едва ли наберется полдюжины. Конечно, если дальше будет прибывать такими темпами…
Глеб снова подумал о Снежане. Обитатели Хрустального вели себя так же, как одноклассники: о мертвых не говорили. Может, он не прав: именно в молодости смерть кажется такой близкой, что о ней все время думаешь и говоришь, а с возрастом приучаешься загонять ее на кромку сознания, в первый круг персонального ада, где живут твои мертвецы.
Глеб снял трубку и набрал домашний номер Бена.
– Привет, - сказал Бен, - как дела?
– Нормально, - ответил Глеб, - а у тебя?
– Круто, только у меня мама умерла, - как обычно радостно сказал Бен.
Глеб запнулся: его мысли о смерти отозвались быстро и пугающе.
– Боже мой. А что случилось?
– Боюсь, процессор сдох. Вентилятор последнее время плохо работал.
– Блядь, - выдохнул Глеб.
– Я-то уж подумал…
Неловко: старую шутку про чайника, который звонит программисту, когда у того перегорела материнская плата, и приносит соболезнования по поводу смерти мамы, Глеб знал лет пять, не меньше. Никогда не предполагал, что сам попадется.
Бен расхохотался.
– Нет, это ты меня извини, я как-то не сообразил, как оно звучит…
– Слушай, - сказал Глеб, - мне бы с тобой поговорить. Подъехать к тебе можно?
– Давай, конечно. Я раньше двух не ложусь. Я тебе картинку отмылю, как ехать.
Через час Глеб уже поднимался по широкой лестнице. Старый дом в стиле модерн располагался в одном из посольских переулков Замоскворечья. Огромная металлическая дверь утопала в лепной нише, точно вход в бункер посреди гипсового сада. Открыл мальчик лет десяти.
– Вы к папе?
– спросил он.
Вот уж не знал, что у Бена с Катей есть дети, подумал Глеб и кивнул, осматривая чистенькую прихожую.