Гроб на колесиках
Шрифт:
Не прислушиваясь к его угрозам, я вывел гробульник на дорогу и, молясь, чтобы он не заглох, погнал его по проспекту Двенадцати Висельников. При одной мысли о том, куда мы едем, волна жути пробегала по коже и ледяной рукой стискивала горло.
3
Возле кладбищенских ворот гроб на колесиках заглох. Сколько я ни дергал за кисть и ни крутил рукоятку, изнутри доносилось лишь глухое дребезжание.
Почти сразу рядом притормозила машина с человеческими ногами вместо
– Что, браток, сломался? Давай твою девчонку подброшу, – предложил глухой голос, и задняя дверца машины распахнулась.
Я торопливо сгреб горсть песка и бросил ее в машину с человеческими ногами. В тот же миг дверца захлопнулась, а машина, глухо захохотав, растаяла в воздухе.
– Кирилл, что это было? – с испугом спросила Настя, все еще сидевшая на крышке моего гробульника.
– А, обычная машина-призрак... Приманка для идиотов. На нее уже лет пять никто не ловился, – снисходительно объяснил я.
– Да? А что бы было, если бы я в нее села?
– Ничего бы не было.
– Как это ничего? Совсем? – не поверила она.
– Ага, совсем! В самом полном смысле ничего: ни машины, ни тебя. Машина бы сгинула, и ты вместе с ней, – сказал я.
Моя спутница испуганно посмотрела на то место, где недавно стояла машина с человеческими ногами. Я еще раз дернул за кисть и, прислушавшись к звуку, покачал головой:
– Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны! У нас накрылся кровораспределитель.
– Крово...распределитель? – с ужасом запнулась девочка.
Я взглянул на нее с раздражением. Что за дурацкая привычка все время переспрашивать? Ну да, разумеется, кровораспределитель. Как, по-вашему, может называться деталь, которая качает кровь в сердцебюратор? Хорошо еще, что она не видела, как выглядит моторная часть моего гробульника и на что она похожа. (При одной мысли об этом я даже усмехнулся.) И угораздило меня только в нее влюбиться! Впрочем, любовь, как известно, зла.
– А ты думала, на чем мы едем? На лимонаде? На мармеладках? – поинтересовался я.
Чурилова поспешно спрыгнула с гроба.
– Брр, как ноги затекли! – пожаловалась она, поправляя очки. – Была хоть одна колдобина, которую ты пропустил? Спорю, что не было!
– Тут дороги такие. Можно подумать, ты встречала где-то гроб с рессорами, – парировал я.
Я всегда выхожу из себя, когда ставят под сомнение мое гробайкерское мастерство. На колдобины мы, видите ли, наезжали! Знала бы она, от скольких черных пятен мне пришлось уворачиваться, не говоря уже об автобусе с красными шторками!
– Еще неизвестно, где лучше ехать: на гробу или в гробу. Ну да ладно, забыли... Что это за симпатяжное местечко, в которое мы прикатили? – Моя спутница кивнула на ограду, на остриях которой через равные промежутки висели черепа. Из их пустых глазниц бил яркий сиреневый
– Кладбище, – сказал я.
– Кла... – Чурилова побледнела, но справилась с собой: – Отличное место, чтобы погулять с девушкой! Ты всегда выбираешь его для свиданий?
– Угу, – подтвердил я. – Могу тебя еще кое-чем порадовать. Мы направляемся не куда-нибудь, а к Черному колодцу. Вот только проблема: как быть, чтобы мертвецы нас не заметили? Глупо быть сожранными в самом начале путешествия.
Внезапно рядом раздался оглушительный чих, заставивший Настю подскочить в самом буквальном смысле этого слова.
– Ааапчхи! Наденьте балахоны! В балахонах... аапчхи... мертвецы вас не увидят! А если и увидят, то примут за своих. И не вставайте в полоски света, которые бьют из черепов... пчхи...
– А г-где мы возьмем балахоны? – озираясь, спросил я.
Терпеть не могу разговаривать с теми, кого не вижу. Пускай Утопленник утверждает, что у меня нет воображения, все равно я предпочитаю смотреть на того, чьим советам следую.
– У тебя что, гробайкер, бельмо на глазу? Ну так и быть: если ты разуешь глаза и посмотришь на ограду кладбища слева... Еще левее!.. Ааапчхи! Да поворачивай же свой кочан! Боже, с кем я связался?! Какое лютое невезение! Ну скажите, хоть раз в жизни я мог достаться спокойному, сообразительному, уверенному в себе существу, которое не тормошило бы меня по пустякам?
– Ты кто? Невидимка?
Голос возмутился.
– Кто невидимка? Я? Я? Да ты на меня сейчас таращишься, как баран на новые ворота, и таращился три тысячи четыреста два раза до этого! Вот видишь, я все сосчитал! У меня отличное математическое мышление. Я стал бы великим ученым или алхимиком, не будь я в душе философом-эпикурейцем.
Сообразив наконец, откуда идет голос, Настя схватилась за истертый полумесяц, висевший у нее на груди на кожаном шнурке.
– Ты талисман? Подарок Ягге? – неуверенно спросил я.
В ответ из талисмана полились оглушительные звуки марша.
– Уррра, господа! Он угадал! Ну, скажите, разве он не милашка? Всего-навсего с трех тысяч четыреста третьего раза! Урра! Рукоплещите же, почему я не слышу ваших рукоплесканий? – язвительно завопил он.
– Но почему ты раньше молчал?
– Кто молчал? Я? Я не молчал! Мы с Ягге общались мысленно... Так ты идешь за балахонами или будешь кормить кроликов?
– Каких кроликов? – не понял я.
– Это я уж не знаю, каких. Если тебе мерещатся кролики, значит, не надо хрумкать так много моркови, – заявил талисман и первый захихикал, очень довольный своей остротой.
Вконец запутавшись, я затряс головой. «Возможно, Ягге подарила нам хороший талисман, но что с чувством юмора у него туговато – это точно!» – подумал я.
Проскользнув между лучами, бьющими из черепных глазниц, я подошел к ограде кладбища и, подпрыгнув, сдернул с нее два балахона. Один я надел сам, другой протянул Насте.