Гроб своими руками
Шрифт:
Ровно в полночь под аплодисменты участников застолья вкатили торт трехметровой высоты, и пространство вокруг меня озарилось чудесным светом ста двадцати свечей. Аплодисменты перешли в овацию. Я набрал полные легкие воздуха и задул свечи.
– Братья и сестры!
– воскликнул один из моих лучших друзей Иоаким Афиногенов, подняв над столом бокал шампанского и стакан водки.
– Дамы и господа! Бабы и мужики! Перед нами человек, которому стукнуло сто двадцать лет! За это надо выпить!
Под оживленный гул и гром рукоплесканий Иоаким умело взял на грудь обе чаши, народ
На второй кружке «Белого медведя» я отыскал в толпе ту, чей мизинец не отдал бы за все сокровища мира, свет очей моих, Блондину и увел ее в свободную комнату любви. Я быстро понял, что вся моя предыдущая жизнь была лишь подготовкой к встрече с Блондиной. Меня распирало чувство невыразимого восторга, к губам подступила приятная дрожь, руки тянулись навстречу ласкам.
– Раздевайся, - попросил я девушку.
– Как? Как?
– растерялась она.
– Прямо здесь? Прямо сейчас?
– Вот так, - уверенно подтвердил я, целуя ее плечи: - Прямо здесь, прямо сейчас.
– Ах!... Ах!
– пролепетала Блондина голосом ангела.
Я почувствовал, как невыразимый восторг начал выражаться в нечто большее. Я сорвал с нее платье, и... О, Господи!!! Блондина располагала всем, чем наделен прекрасный пол, чтобы доводить нас до безумия, венчающегося необыкновенным просветлением.
– ... Ах!... Ах!... Ах...
– тише и тише повторяла Блондина.
– Ах... Ах....... Ах.............. Ах...........……………
Когда мы вышли из комнаты свободной любви и вернулись на свои места за столом, мне показалось, что на свете есть лишь две вещи, достойные восхищения: бездонное небо над головой, усеянное крупицами недосягаемых звезд, и гармония человеческого духа, к которой чем больше прислушиваешься, тем больше обретаешь успокоения.
К трем часам ночи лихорадочное оживление праздника угасло, и жизнь вошла в привычную колею. Иные ползали, иные спали. Пожалуй что, силы держаться на ногах находили в себе не более сотни человек. Они пели и болтали. О всякой ерунде. Я пытался прислушаться то к одним, то к другим, и в голове моей вскоре сварилась каша:
– Для меня женщина - прежде всего - личность.
– Да ну вас!
– Я серьезно.
– Ха-ха!
– Нет, я в самом деле!
– Да отвали ты!
– Вы меня не так поняли.
– Ха-ха-ха!
– Мне, действительно, нравится интеллектуальное общение с женщиной.
– Ха-ха-ха! Вы меня достали, как вас там...
– Зовите меня Бэн. Просто Бэн.
– Чего вы от меня добиваетесь?
– Вы слышали о комнате свободной любви?
– Да, да, да! Очень много хороших отзывов!
– Говорят, прекрасное место для проведения досуга.
– Одна дама мне рассказала, что…
– ... Это огромные лохматые обезьяны, я тебе гарантирую!
– Но милая, не будь так категорична.
– А!? Многие говорят, что я категорична, что у меня истеричный характер, что со мной трудно ужиться, но я тебе гарантирую…
– ...
– Да!
– Может, еще шампанского?
– О!
– Сигарету?
– Ах!
– Яйцо всмятку?
– Да!
– Ветчину?
– Угу!
– Немного секса?
– Да!
– ... А еще я скажу вам. Вам еще скажу. Вот вам - что вы на меня вылупились?
– я вам говорю: всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с этой женщиной…
– Но я...
– Вы, вы! Нечего на меня пялиться, я вам говорю, только вам - кроме нас никого нет.
– Но у меня не было вожделения по отношению к вам!
– Значит вы - педераст. Пе-де-раст. Это я тоже вам говорю, только вам: всякий, кто смотрит на женщину без вожделения - пе-де-раст.
– Извините.
– И онанист. О-на-нист.
– Естественно-естественно...
– И импотент! Вы слышали, для него это естественно! Им-по-тент!
– Разумеется.
– И урод. Не обижайтесь, но вы форменный у-род...
"Нелля! Очаровательная, обворожительная Нелля!
– подумал я, неожиданно разглядев в толпе ту, чей мизинец не отдал бы за половину королевства Великобритании.
– Как долго мы не были вместе! Вновь ты здесь! Помнишь ли наших теплых объятий вечерний звон..."
Когда я подошел к Нелле, меня распёрло до того невыразимое чувство восторга, что к губам подступила приятная дрожь, а руки потребовали незамедлительной ласки.
– Ты по-прежнему прекрасно пахнешь, Нелля! – сообщил я девушке.
– Мне уже сказали, - ответила она, увлекая меня в комнату любви.
Там уже находилась тьма народа. Повсюду: на кроватях, на полу, в углах, под окнами, на подоконниках, - все кипело и совокуплялось, стонало и умолкало. Мы с Неллей, как бы паря над этой суетой, переживали полное духовное и телесное единение, какое дано испытать лишь избранникам Афродиты. Никого не замечая, мы кружились в дурманящем танце, наступали на чьи-то беспорядочные члены, спотыкались и падали, и вновь поднимались, и вновь воспаряли, не позволяя прерваться этому безумному танцу свободной любви.
И когда чудо свершилось, "была мне милость дарована - алтарные врата отворены'', когда я уже всем существом своим погружался в благосклонные пещеры любви, оглушительный крик прервал наше восхождение...
В комнате свободной любви воцарилось гробовое оцепенение. Все, кто, здесь находился, в недоумении смотрели на девушку со светлыми волосами: она забилась в угол и широко открытыми, полными ужаса глазами рассматривала безжизненное тело своего возлюбленного. Это была Блондина. Узнав меня, она упала в мои объятия и разрыдалась. Слезы ручьями потекли из безутешных глаз. О, как она была прекрасна! Даже в своем бесконечном одиночестве. Страх объял все члены несчастной. Она трепетала на моей груди, словно маленькая потерянная птичка. Я почувствовал, как ее слезы растопили мое сердце, наполнили его невыразимым восторгом. «Блондина, - думал я, - ах, Блондина! Ах... Ах…………»