Гробница Александра
Шрифт:
«Боже праведный», — подумал Том и вслух произнес:
— Пантеон, храм всех богов. Возможно ли? Неужели останки Александра до сих пор покоятся там, в Пантеоне?
Это был один из немногих римских храмов, сохранившийся в первозданном виде таким, каким был построен во времена Римской империи. Какое счастливое совпадение: ведь теперь Том направлялся именно в Рим. Когда смысл открытия дошел до него в полной мере, он набрал на сотовом телефоне номер своего греческого агента бюро путешествий, не сводя при этом взгляда с надписи: «…гробница Александра, находившаяся в Александрии, божественным повелением императора Требония Галла была перенесена в Римский Пантеон».
— Яннис? Это Том Карр. Как поживаешь? Отлично. Послушай, мне нужна твоя помощь с бронированием. Я должен был улететь в Рим в пятницу, но теперь мне
После этого Том позвонил в Американскую академию в Риме и попросил соединить его с секретарем.
— Привет. Это Том Карр из нью-йоркского музея Метрополитен. У меня зарезервирована комната в вашей академии на несколько дней, начиная с пятницы. Не мог бы я поселиться у вас на день раньше?
— Одну минутку, мистер Карр, сейчас проверю.
Он ждал не отсоединяясь.
— Вам повезло. Ваша комната освободилась сегодня, так что мы можем принять вас завтра. Я оставлю ключ в конверте у охранника в караулке при входе в академию. Счастливого полета! Ждем вас завтра.
— Большое спасибо. Буду рад увидеться с вами.
Том отключил мобильный и долго еще сидел, уставившись на экран компьютера, где светилась надпись со стелы.
19
Как только Тому удалось прочесть надпись, сразу что-то изменилось. Ушла усталость. По венам побежал адреналин. Он никак не мог поверить в свое новое открытие. Агент бюро путешествий позвонил и сообщил, что удалось перебронировать билет Тома. Значит, в Риме он будет уже завтра после полудня. Надо будет отправиться в Пантеон сразу, как только зарегистрируется в Американской академии. Вернувшись в дом археологов, он начал собирать вещи, но мешало чрезмерное возбуждение. Требовалось успокоиться, выпустить пар, и он решил совершить пробежку. Таким образом можно израсходовать лишнюю энергию, что явно пойдет на пользу. Переодевшись в спортивный костюм, он сделал большую петлю вдоль берега бухты, потом побежал вверх по проселкам через оливковую рощу и, обогнув Кастри, направился к раскопу. Оказавшись на старой подсобной дороге, спускавшейся к морю и археологическому раскопу, он, следуя интуитивному побуждению, сбавил скорость.
А потом, внезапно осознав, где именно находится, остановился. В пятидесяти футах от дороги находился заброшенный колодец, в котором нашла свой роковой конец Даная. Медленно приближаясь к колодцу, Том словно бы слышал эхо ее криков. Ощущение ее присутствия было очень сильным. Чем ближе он подходил к устью колодца, тем громче казались крики. Дикта была населена духами: ведь, как Олимпия или Дельфы, она некогда была посвящена богам. Том никогда не считал себя особо религиозным человеком, но каждый раз, возвращаясь в музей из Дикты, чувствовал некий духовный подъем. Прожить несколько недель или хотя бы дней здесь, в единении с землей и морем, было все равно что пройти ритуал очищения. В конце сезона он всегда чувствовал себя в гораздо большей гармонии с самим собой и окружающими. Это было состояние, требующее сосредоточенности, наверное, такое же, по его представлениям, как то, в каком пребывали древние греки, совершавшие паломничество в Дельфы, являвшиеся, согласно их верованиям, центром мироздания.
Он стоял у края колодца возле старого фигового дерева с огромными зелеными листьями. На дереве висело много спелых плодов, еще больше гнилых валялось под ним на земле. Над этой падалицей жужжали пчелы, собирая с нее сладкий нектар. Здесь крики Данаи стали оглушительно громкими. Том постоял некоторое время, боясь заглянуть на дно колодца — что он там увидит? — но потом опустился на колени и, держась за холодные камни, которыми тот был обложен, посмотрел вниз. Энергетика древнего колодца была угнетающе-горестной, и хотя при непосредственном контакте со смертоносным местом крики, казалось, рассеялись, приглушенное эхо стонов Данаи словно бы отражалось от камней,
Том побежал дальше, к раскопу на берегу моря. Добежав до песка за солончаками, где местные иногда играли в футбол, перешел на шаг и подумал, что почувствовал бы себя гораздо лучше, если бы мог после пережитого у колодца освежить лицо морской водой. Подойдя к кромке моря, снял туфли и неглубоко зашел в воду. Она была прохладной и бодрящей, берег вблизи оказался пуст, если не считать трех девочек-подростков, напоминавших трех Граций, — воплощение красоты, радости и полноты чувств. Сидя у самой кромки прибоя, они что-то писали на песке тонкими палочками. Том прошел мимо, но они его даже не заметили, поглощенные своим занятием. Похоже, писали имена мальчиков, своих будущих, как они надеялись, возлюбленных. Их гибкие тела были исполнены желания. Ритуал имел смысл, противоположный античному: тогда люди писали заклинания-проклятия на маленьких свитках, которые потом сворачивали и, запечатав прямо поверх текста, закапывали в землю. Том оглянулся. Зайдя в воду по щиколотку, девочки наблюдали, как их любовные послания смывали ласковые волны, накатывавшие на берег.
Он решил взбежать на Петсофу, к горному минойскому святилищу. Туда несколькими годами раньше проложили тропу, и сверху открывался величественный вид. Надеялся он увидеть и останки овец, в которых ударила молния. Пробежав по проселку через оливковую рощу и миновав археологический раскоп, Том повернул налево, не доходя до деревни Хиеронеро, и устремился в гору.
Тропа, разве что чуть более широкая, чем козья, вилась по склону и была негусто присыпана щебенкой. Чем выше, тем прекраснее становился вид. Минут двадцать пять спустя, Том обогнул дальний склон. Теперь ему была видна вершина с усеченным бетонным столбом, которым геодезисты отметили высшую точку. Под самой вершиной, защищенные нависающим утесом, раскинулись руины минойского святилища. Добравшись туда, Том с изумлением увидел следы бойни, устроенной молнией. Под стеной святилища лежало с десяток овечьих скелетов, разбросанных, словно на поле боя. Он представил себе, что случилось здесь в ту роковую ночь, когда восемь овец сгрудились под внешней стеной святилища — в самом защищенном месте на вершине горы. Том много раз проводил ночи в этом месте под открытым небом. По обе стороны от груды костей овец лежали останки крупных баранов, охранявших стадо при жизни.
Он наклонился над одним из них. Рога были огромными, круто изогнутыми и блестящими. Он напомнил Тому о том баране, под которым прятался Одиссей, сбегая из пещеры Полифема в Гомеровой «Одиссее». Пастух наверняка был в отчаянии, потеряв двух таких крупных баранов и восемь здоровых овец. Том прикоснулся к кончику рога и провел пальцами по бороздчатой поверхности. В юности, живя в Монтане, он слышал о некоторых индейских племенах, которые считали молнию доброй природной силой. Шаманы, а особенно женщины-целительницы племени кроу, искали места, куда ударила молния, и собирали там всевозможные осколки — с их точки зрения, символические и целебные, способные, согласно их верованиям, приносить богатый урожай и придавать силу атлетам. Том осторожно взял в руки один из огромных рогов и почувствовал, какая мощная от него исходит энергия.
Подобные сильные грозы обычно случаются в этих местах весной. Том был свидетелем одной из них, пришедшей с моря. Мощные вспышки молний то и дело низвергались с высоты и вонзались в воду, причудливо подсвечивая ее и набухшие влагой тучи, затянувшие ночное небо. Глядя на скелеты овец, Том представил себе, как электрический разряд прошел сквозь мокрую шерсть и вмиг убил их. Никогда прежде не приходилось ему видеть ничего подобного. Какая невероятная сила природы! Ничего удивительного, что молния была избрана главным атрибутом Зевса.