Гробница судьбы
Шрифт:
– А как насчет Элли Стентон?
Гарри внимательно осмотрел ногти.
– Дело трудное. Они нещадно эксплуатируют ее. Вечера она обычно проводит дома. Даже не ходит на работу пешком.
– Она рассказала Бланшару о вашей встрече в Оксфорде?
Гарри пожал плечами:
– Не думаю.
– Мы должны заполучить ее. Предоставь ей немного информации. Если бы она смогла проникнуть в подвал…
– Я думал, мы договорились не предпринимать больше никаких попыток, – спокойно произнес Гарри.
Но, похоже, Джордж не услышал его.
– Где она сейчас?
По
Элли расположилась в обитом бархатом кресле. Новое платье, купленное этим вечером, плотно облегало тело. Освещенная лампами женщина в белом, немного поколебавшись, направилась в сторону сцены, полого опускавшейся в оркестровую яму.
Впоследствии Элли обнаружила, что не может вспомнить с точностью последовательность событий этого вечера. У нее сохранились воспоминания – яркие, живые – но они были бессвязными, словно вырванные из книги и перепутавшиеся страницы. Время, проведенное в театре, пролетело как сон. Женщина в белом, мужчина в черном, и любовь, какую способна выразить только музыка. Напиток в чаше, который должен был убить их, вместо этого зажег их сердца любовью. Или же Тристан полюбил лишь потому, что был уверен в своей немедленной смерти? Шампанское в холле, девушки, торговавшие цветами, затем терраса на крыше, туристы и уличные артисты внизу, полная луна над Лондоном. Во время второго акта рука Бланшара скользнула по подлокотнику ее кресла и легла ей на бедро. Она отчетливо ощутила его горячее прикосновение сквозь тонкий шелк платья. Возлюбленные, отдавшиеся во власть ночи, поскольку они не могли выносить яркого света дня, не заботящиеся о той боли, которую они причиняют тем, кого любят не так сильно. Верный, оставленный без внимания друг: Осторожно, осторожно. Скоро ночь сменится днем. И музыка, гораздо более красивая, нежели Элли могла себе вообразить. Обволакивающая, захлестывающая, словно океанские волны, всесокрушающая.
Элли уходила из театра в состоянии оцепенения. Она была совершенно обессилена и в то же время отчаянно хотела слушать еще. Бланшар рассказал ей, что этот хорошо известный феномен в мире оперы называется «упоение Тристаном». Отчасти она была рада узнать, что подобное происходило не только с ней, отчасти негодовала по этому поводу. Переполнявшие ее эмоции были настолько сильны, что она не могла подавить искушение поделиться ими.
На Флорал-стрит их, словно верный пес, ждал «Бентли». Бланшар открыл перед своей сотрудницей дверцу.
– Не хотите заехать ко мне? Это недалеко.
Мир Элли снова сузился. Ее прошлое и будущее сжались и сконцентрировались в единой точке опоры. Любое движение могло нарушить баланс непоправимым образом. Она чувствовала на языке сладкий вкус шампанского и ощущала сильный аромат собственных духов. Взглянув на Бланшара, она хотела найти у него сочувствие, но увидела лишь сосредоточенность и решимость.
Осторожно, осторожно, скоро ночь сменится днем.
Они ехали по Шафтесбери авеню, мимо театральной публики, расходившейся после представления. Многие держали над головами сувенирные тенниски и полиэтиленовые пакеты,
Элли напряглась. На мгновение чары рассеялись.
– Вы, кажется, сказали, что мы едем к вам домой.
– Это и есть мой дом. Я здесь живу.
Элли ничего не сказала. Из вестибюля вышел привратник и, держа над ними зонт, проводил их внутрь здания. Она увидела, как Бланшар что-то сунул ему в карман, и подумала, ежедневно ли он проделывает это или нет. В вестибюле все сверкало золотом. За фортепьяно сидел мужчина в белом пиджаке и играл вариации на темы произведений Коула Портера и Гершвина. Консьерж кивнул Бланшару и почтительно улыбнулся Элли. Огни светильников в хрустальных канделябрах отражались от пола в черно-белую клетку, отполированного, словно зеркало.
Звезды блаженства с улыбкой светят вниз.
Апартаменты Бланшара находились на четвертом этаже – тускло освещенный мир тяжелых тканей, дорогой, изысканной и элегантной мебели. Он достал из холодильника бутылку шампанского и налил два бокала. Холодная жидкость обожгла язык. Элли залпом выпила шампанское. Бокал некуда было поставить, и она выронила его на покрытый ковром пол. За спиной Бланшар выключил свет. На мгновение у нее возникло головокружительное ощущение, будто она находится одна в безграничном пространстве.
Руки Бланшара, на удивление мягкие, оказались на ее плечах, и ее платье упало на пол. Он наклонился и поцеловал Элли в шею, в то время как его ладони уверенно скользили по ее бедрам и груди.
Элли опустилась на постель. Их окутала тьма.
Глава 16
Октябрь приносит с собой дожди. Вода размывает дороги, разводы ржавчины на железе и портит корм для скота. Из сырой древесины невозможно разжечь костер и изготовить осадные машины. В этом году больше не будет войн, а отсутствие новых войн означает отсутствие надобности в новых рыцарях. Наступит долгая зима, наполненная сожалениями и негодованием, стуком капель о крышу и ссорами, грозящими перерасти в драку.
Все оруженосцы были разочарованы, но никто не испытывал этого чувства так остро, как я. Мне все труднее ждать. Ждать посвящения в рыцари, ждать отмщения, ждать Аду. Надежда, расцветшая летом, увяла. Теперь я стою за спиной своего господина Ги у стола и хмуро смотрю перед собой. Я все еще придумываю предлоги для того, чтобы встретиться с Адой во дворе или коридоре, – ничего не могу с собой поделать. Но когда я вижу ее, то становлюсь бесцеремонным, вплоть до грубости, а потом всегда жалею об этом. Хуже того, судя по всему, ее это не беспокоит.
Как-то, проходя мимо комнаты Ги, я слышу голос Ады. Я задерживаюсь, скрытый непроницаемой зимней тьмой, и, к своему удивлению, слышу, как произносится мое имя.
– Не оставляй меня с Питером. Если мне нужен сопровождающий, пусть им будет Джоселин.
В открытое окно врывается ветер и распахивает дверь. У меня холодеет на сердце. Я крадусь дальше по коридору, чтобы иметь возможность видеть Ги и Аду через дверной проем. Она стоит перед ним на коленях и зашнуровывает его кожаную перчатку. Эта сцена представляется мне неприличной.