Гробница вервольфа (Принцесса-чудовище)
Шрифт:
– Я такая неловкая…
– Потому что первый раз изволили залезть на дуб.
Ехали молча. Внезапно нахлынувшее волнение прошло. У Марго осталось недоумение – а что было-то и неужели только у нее? Скосив глаза на Сурова, она не смогла по нему определить, в таком же он состоянии неопределенности или совсем ничего не понял.
– Значит, де ла Гра сказал, нищенка – любопытный экземпляр? – вернулась Марго к его рассказу. – И заинтересовала она его с научной точки зрения?
– Именно так. Еще он сказал, что несет
– Что он имел в виду, говоря «разумный смысл»?
– Очевидно, ее указующий перст. Она внушала людям, что зло идет из усадьбы у озера. От «бабы в черном» и «девки молодой».
– «Баба в черном», – повторила Марго. – Не герцогиня ли это? Когда мы приехали к ней, она была одета в черное платье. А ее дочь молода.
– Вы уверены, что герцогиня всегда ходит в черном?
– Помилуйте, Александр Иванович! – воскликнула Марго, как всегда, зацепившись за мысль. – Сейчас лето. Зачем же рядиться в черное, даже когда льет дождь? И все же нищенка имела в виду герцогиню. Да на берегу озера больше нет усадеб, только Озеркино и герцогство Лейхтенбергское (последние два слова прозвучали уничижительно). Между прочим, Шарлотта говорила брату, будто ее мать не выходит из дома.
– Надеюсь, вы не думаете, что герцогиня убивает по ночам несчастных путников и выпивает у них кровь?
– Что думать, покажет будущее. Важно другое: мы на верном пути, что подтверждают «пророчества» нищенки. Я хочу послушать ее. Завтра же. Смотрите, темнеет… Давайте наперегонки поскачем?
Едва сорвались с места, как первая же Марго и натянула поводья.
Вой. Снова вой волка, который имитировал человек, в чем они оба уже не сомневались. Но имитировал мастерски. Вой доносился со стороны усадьбы герцогини.
– Он определенно чего-то добивается, – сказала Марго.
– Без сомнения, – подтвердил Суров. – Он далеко, не бойтесь.
Шарлотта чуть не подпрыгивала на дощатом настиле, выказывая нетерпение, когда лодка с Уваровым подплывала к мосткам. Стоя рядом с ней, неодобрительно качала головой нянька. Как только Мишель причалил, девушка спрыгнула к нему, обняла за шею и зашептала, перемежая слова смехом:
– Боже мой, Мишенька, как я ждала сегодняшней ночи, как ждала… А время тянулось нескончаемо медленно, я и спать принималась, и читать… не помогало. Думала о нашей встрече. У вас сердце бьется так часто, через одежду слышно…
– Я торопился к вам. Как вы чувствуете себя?
– Прекрасно, Мишенька, все прошло.
Она снова прижалась к нему, слыша бухтение няньки:
– Бесстыдница. Видала бы матушка, как ты на шею мужчине вешаешься.
– Но ты же ей не скажешь? – ничуть не смущаясь, рассмеялась Шарлотта, не отводя взгляда от Уварова. – Я что-то не так делаю, Мишенька? Вы скажите, я обещаю вас слушаться.
– Все так, Шарлотта. Садитесь.
Уваров заработал
– Недолго! Ох, беда так беда…
– У вас строгая нянюшка, – сказал Мишель, когда отплыли от берега.
– Она славная, добрая. Учит меня всему, что мне совсем не пригодится. Когда я выросла, ее оставили вместо горничной, а для меня она нянюшка.
Уваров смотрел на девушку и думал: почему из тысяч женщин одна она заняла его мысли? Почему, стоило увидеть ее, сердце забилось учащенно? Почему то, что она так скоро убежала с праздника, уже не имело значения? И вообще, ничего не имело значения. Есть только он и она, ночь и озеро…
Он перестал грести, не заметив этого. Подперев кистями рук подбородок, смотрел на Шарлотту, теперь зная точно, чего хочет. Но захочет ли она? Да, безрассудно говорить о столь важном именно сегодня – еще днем он так думал. Но что же делать, когда Уваров привязывался к девушке с каждым часом все крепче? И тут никакой рассудок не способен остановить.
– О чем вы задумались, Мишенька? – спросила она настороженно, ведь лодка уже долго находилась в покое, а спутник ни слова не вымолвил.
– О вас.
– Обо мне? – рассмеялась Шарлотта. И вдруг опечалилась: – Вы так серьезны, неразговорчивы. Должно быть, думаете обо мне дурно?
Уваров протянул ей руку – Шарлотта перешла к нему и села рядом. Она чувствовала, что Мишель хочет сказать ей нечто важное, потому напряглась. А он приложил ладонь девушки к своей щеке.
– Вы горячи, – тихо произнесла она. – У вас жар?
– Наверное, – так же тихо сказал он. И решился: – Шарлотта, я хочу видеть вас ежечасно, а не урывками. Не хочу, чтобы наши встречи зависели от погоды, от вашей матушки, которая в любую минуту может все узнать…
– Как странно, у нас одни желания. Но разве такое возможно?
Снова барьер: она скажет «нет» – и мир потускнеет, второй Шарлотты быть не может. Что тогда ему будет нужно в пустом хаосе из людей, где нет главного – ее? А она, широко распахнув глаза, ждала, какой выход он предложит. И он предложил, собравшись с духом:
– Возможно. Ежели вы согласитесь выйти за меня замуж.
Она всплеснула руками и закрыла ими лицо, потом взялась ладонями за щеки и… и из ее глаз покатились слезы. Уваров испугался, взял девушку за плечи:
– Шарлотта, что с вами? Я оскорбил вас?
– Что вы, Мишенька, – всхлипывала она. – Я… от неожиданности. Вы хотите сделать меня женой?
– Да. Отчего же вы плачете?
– Пустое, не обращайте внимания. Ах, Мишенька, вы… уверены ли вы?
– Понимаю, мое предложение поспешно, но я не тороплю вас, вы вправе не давать мне ответа сей же час, а подумать…
– Молчите, – закрыла его рот ладошкой она. – Не хочу думать. Я и мечтать не смела… Неужели вы…
– Так да или нет? – кончилось терпение у него.