Гробница вервольфа (Принцесса-чудовище)
Шрифт:
– Туманное дело, однако, ваше сиятельство, мы на верном пути.
Она уже слышала нечто подобное из его же уст, другого не ждала, поэтому перешла к делу:
– А что, Ардальон Гаврилович, есть ли в городе театр?
– Театру-с не имеем-с.
– Как жаль, – с кокетливым жеманством сказала Марго, напуская на пристава чары в надежде, что он растает и окажет содействие. – Мне нужна артистка. Неужели в городе нет даже любительского театра?
– Любителей полно-с, – кисло ответил пристав. – Да только нынче они все кто где, поразъехались. Лето-с.
– Так-таки
У пристава через очки глаза поблескивали зеленой тоской. Но кто же способен отказать ее сиятельству, которая от безделья бесится? Тут хочешь – не хочешь, а исполняй поручение. Скрепя сердце он дал обещание:
– Поищем-с, ваше сиятельство.
– А что тут у вас за карта? – указала Марго стеком на стену.
– Нашего уезда. Флажками мы обозначаем места нахождения трупов.
– Как интересно… – Она подошла к стене. – Боже мой, даже Озеркино есть. Очень искусно нарисовано. А это что за поселение?
– Усадьба ваших соседей на другом берегу озера.
– О, и флажок рядом. Кто-то пострадал от руки оборотня из этой усадьбы?
– Почтмейстер. Он привозил почту в усадьбу, а на обратном пути был убит.
Марго попрощалась. Надежды Сурова рухнули, оказывается, она и не думала выкладывать полиции известные ей факты, а, наоборот, решила использовать государственный орган в своих целях. Он шел за ней, рыча:
– Актерки вам зачем?
– Я надеюсь узнать ту из них, которая сегодня представляла нищенку, а поможет мне в этом полиция, отыскав женщин, занимавшихся актерством. Поймите, нищенка, выучившая фразы, составленные другим человеком, отработав жесты с интонациями, имеет отношение к театральному делу. Вас заставь представлять крестьянина – один смех будет, а она толково представляла.
– Грубо представляла, – возразил он, сердясь.
– А все равно у человека, никогда не имевшего отношения к сцене, так не получится. Ну, не сердитесь, Александр Иванович, я знаю, что делаю.
Суров скрипнул зубами.
Марго не отказалась понаблюдать за усадьбой и в этот день, а ведь поездка в город забрала немало сил. Мишель находился в приподнятом настроении и отмахнулся от сестры, мол, поезжайте без меня, что и требовалось. Доскакав до угодий герцогини, привязали лошадей в укромном месте, после чего подкрались к усадьбе вплотную. Подполковник отыскал крепкое дерево, влез на него первым, подал руку Марго, оба вскарабкались.
– Великолепный обзор, все замечательно видно, – сказала она, настраивая трубу под себя. – Отсюда людей видно и так, а через трубу мы тем более разглядим, чем они занимаются.
– Не обольщайтесь, тайными делами они наверняка занимаются в доме, а туда вам не проникнуть, –
– Поглядите, – протянула она трубу. – Окна и сейчас закрыты ставнями изнутри. А грозы-то нет.
Суров приставил к глазу прибор, неторопливо провел им по первому этажу, по второму. Отдавая назад, сообщил:
– Не все. Слева два крайних окна на первом этаже распахнуты, на втором три раскрыты, то же слева и над первыми двумя.
– В самом деле, – проговорила Марго, исследуя окна. – Внизу… это кухня. А вверху… очевидно, одно окно спальни, два других задернуты занавесками. Досадно, что ночью не сможем понаблюдать, темно будет.
Когда территория усадьбы пустовала, Марго и Суров разговаривали на разные темы, ведь невозможно все время думать о чудовище в человеческом обличье. Усадьбу не выпускали из виду, стоило кому-то появиться, тотчас Марго приставляла к глазу трубу, затем передавала ее Сурову, только ничего сверхъестественного не происходило. Но заметили: людей в усадьбе очень мало, что само по себе необычно. Без слуг содержать в порядке дом невозможно, а огромное подворье пустовало. Кстати, оно не отличалось ухоженностью. Но вот заметили в кухне движение, рассмотрели, что мужик принес курицу со связанными лапками. Кухарка поставила таз у окна, видимо, там стоял стол.
– Фу! – покривилась Марго, глядя в трубу. – Курицу режет.
Суров забрал у нее прибор, присвистнул:
– Кровь сливают. То есть собирают.
– Куда? Дайте мне, дайте…
Марго хорошо видела мужика, который прижал тушку курицы к туловищу локтем и второй рукой держал ее за голову. Из шеи била струя крови, а кухарка собирала ее в бокал. Наполнив, она завернула бокал в белоснежную салфетку, отдала мужику, тот унес его. Марго повернула лицо к Сурову и многозначительно произнесла:
– Помните, вы прочли, как в давние времена кровью поили больных черной меланхолией?
– Помню. Да, оборотень живет здесь. Но, Маргарита Аристарховна, зачем же ему указывать на себя, воя по ночам и убивая людей недалеко от усадьбы?
Сопоставив факты, которые стали ей известны (а память у Марго великолепна), она высказала предположение:
– Доктор Кольцов говорил, что больные люди страдают расстройством рассудка и не отдают отчета своим поступкам. Но, может, вовсе не оборотень, а кто-то другой указывает и убивает? Хочет, чтобы полиция пришла именно в дом герцогини. Все как раз указывает на второе.
– Хочет, хочет… – повторил Суров задумчиво. – И нищенка, считай, впрямую наводила на герцогиню с Шарлоттой. А ведь они в опасности, Маргарита Аристарховна. В конце концов, полиция догадается, куда ведет дорожка.
– Но убивает мужчина. Пуговица, которую мы нашли у доктора Кольцова, от мужского сюртука. И сукно, прихваченное нитками, мужское. Он, совершая ужасные преступления, желает остаться в стороне, вот в чем смысл.
Она замолчала и сосредоточенно отковыривала пальцем сухую кору от ствола дерева. Суров следил то за нею, то за усадьбой, не мешая Марго думать.