Гробовщик. Дилогия
Шрифт:
Чудны твои дела, Господи…
Болела простреленная голова, изувеченное ухо, рука, спина. Я попытался сесть, но в руках и ногах была такая слабость, что не получилось даже пошевелиться. Поэтому я только мог наблюдать, как ко мне приблизились детские ноги, обутые в поношенные сандалики.
– Опять вляпался? – услышал я знакомый голос.
Генка, он же Колька, он же Санька присел рядом, заглядывая мне в глаза.
– Не терпится тебе на Тот Свет, – сказал он со вздохом.
Мальчик порылся в карманах своих шорт, достал из одного крохотный пузырёк
Рот, затем гортань и желудок обожгло так, будто в них влили кипящий свинец. Перехватило дыхание. В глазах потемнело. Окружающее пространство поплыло, теряя очертания, и вдруг навелось на такую резкость, что у меня заслезились глаза. Рывком вернулось ясность мышления, мышцы, все до одной, снова были мне послушны. Ранен? Кто? Я? Да привяжите кольца к Небу и Земле и дайте их мне…
Я без малейшего усилия сел и осмотрелся. Из отверстия в правом виске потекла и тут же свернулась, запечатывая отверстие, струйка крови.
Слева, сколько хватало взгляда, тянулось знакомое болото с редкими почерневшими деревьями. Справа возвышался берег, поросший кустами ивняка, а далее – стояли высокие сосны.
– Это транк, – пояснил мальчик. – Его действия хватит ровно на час. Потом действие начнёт ослабевать и ещё через полчаса, ты снова и пальцем пошевелить не сможешь. Так что хватай своего учёного и тащи в ту сторону.
Генка махнул вдоль берега.
– Там за кустами дебаркадер. Доктор. Он поможет, – продолжил он.
– Что ж и ему не капнешь своего транка? – спросил я.
– Ему нельзя, – сказал мальчик и достал из кармана новый пузырёк. На этот раз с мутно-жёлтым содержимым. – Скажешь Кораблёву, что бы дал ему вот это. Три капли. Как перестанет тошнить кровью, ещё две. Понял?
Я кивнул головой.
– Тогда ступайте, – сказал Генка. – Время дорого.
Я перехватил руку Толика через плечо, обхватил его за талию и поволок в указанную сторону.
– Стой, – вдруг окликнул меня мальчик. Он догнал меня, немного поколебался, но всё-таки спросил. – Почему они в вас стреляли?
Я криво усмехнулся. Какой же ты, по сути, пацан, как бы ни пыжился.
– Потому что им за это ничего не будет, – ответил я, потащил Троячку дальше.
И проснулся…
Ничего себе сон!
Дождь закончился. В каюте пусто. Я встал с кровати и потянулся. Однако – выспался. Интересно, сколько я здесь пролежал? Выглянул в коридор. Кораблёва нигде не было видно. Наверху с артефактом возится? Вот нечего ему делать.
Я вышел наружу и глубоко вдохнул влажный воздух. На носу, свесив ноги за борт, сидел Генка. Одет он был в прозрачный целлофановый дождевик с капюшоном, в руках держал пластиковую телескопическую удочку. Рядом стоял его верный фонарь. Стекло в фонаре было склеено скотчем.
– Клюёт? – спросил я, присаживаясь рядом.
– Да
Я глянул на воду. Тоненький красный поплавок стоял неподвижно.
Голову вдруг пронзила резкая боль. Я схватился за висок. Шрам. Вроде не было никакого шрама…
Вдруг вспомнился сон. Гога, молчаливый Бекас. Расстрел.
Снова потрогал шрам на виске.
– Так это на самом деле было?
Мальчик косо на меня глянул:
– Нет.
Я с облегчением выдохнул, но Генка продолжил:
– Это с тобой ещё будет. Возможно. Тебе решать.
Я помолчал, пытаясь понять, а мальчик продолжил, меняя тему:
– Ты Кораблёва не увози отсюда. На «Янтаре» ему теперь жизни не дадут. Пусть он пока здесь побудет.
– А здесь он что делать будет? – спросил я. – Где жить? В гнилье этом? А питаться чем? Лягушками?
– Этот дебаркадер раньше принадлежал Чернобыльской санэпидемстанции. Он, по сути, плавучая лаборатория для анализа подконтрольной акватории. На втором этаже полно всяких спиртовок, реторт и прочих научных штуковин. Я как показал их Кораблёву, так он про всё забыл. Возится теперь, колбы до дыр протирает, да план опытов составляет. А с едой ты ему пока поможешь.
Генка вынул из кармана шорт и протянул мне предмет, похожий на искусственный глаз.
– Это «Проектор», – сказал он. – При активации показывает семнадцать минут произвольно выбранного прошлого точки активации. С привязкой, естественно – нафига вам в пустоту пялиться. Радиус перспективы 240 градусов, глубина, при отсутствии препятствий, полтора километра. Разброс от одной до полуторы тысяч лет от текущего времени.
– А как его активировать? – спросил я. – Я к тому, что если на «Янтаре» спросят…
– А вот не скажу, – ухмыльнулся Генка. – Пусть ваши умники сами репы почешут. Да ты не переживай. Они и так за эту штуку тебе не то, что продукты, душу продадут. А на дальнейшую перспективу, возьмёшь у Кораблёва записку, чтобы выдали тебе в пользование «гроб». Будешь в нём покойников сюда и на «Янтарь» возить. Всё лучше, чем на коротком поводке у Ломтя сидеть.
Я подумал и согласно кивнул.
– И ещё, – сказал Генка снова порылся в кармане шорт, бездонный он у него что ли, и протянул мне булавку с кроваво-красной бусинкой на конце. – Возьми. Если ещё раз нарвёшься на тех, кто захочет тебя расстрелять, воткни её в землю. Да каблуком поглубже. А сам беги оттуда. Минуты две у тебя будет.
– Так мне и дадут убежать, – хмыкнул я.
– Ты не понял. Это у тебя будет две минуты. А у твоих расстрельщиков – секунд пять. Может – семь. А потом им не до тебя станет.
– В смысле? – не понял я.
– А вот воткнёшь – увидишь. Ладно, – Генка резко подсёк удочку, на конце которой был не крючок, а что-то похожее на надраенный медный пятак. – пошли к Кораблёву. А-то он сейчас огонь трением своих пробирок добудет. Дебаркадер спалит.
И мы пошли к Кораблёву.