Гробовщик. Дилогия
Шрифт:
– Пусть отмокает, – сказал он, но, когда Лёха снова замолк, замахал рукой, и подбодрил. – Ну-ну – дальше…
Пока Лёха сбивчиво рассказывал про то, как Аслана замотало в целлофан и про дерево, на котором, как груши висели куколки покойников, Грач о чем-то в полголоса переговаривался с Хромым. Но, как только рассказ был окончен, встрепенулся и даже повторил последнюю фразу:
– Говоришь, выходить собирались через КПП у Зелёного мыса?
Степан кивнул. Грач помолчал, потом скомандовал бродяге у него за спиной:
– Хромой, ну-ка
Бродяга проковылял вокруг костра и стал рядом с Лёхой. Грач снова замолчал, переводя взгляд с одного на другого.
– Дело в том, что оба вы мне и нахрен не нужны, – наконец сказал он. – Так что нужно решать, кто со мной на волю пойдёт, а кто тут останется. Лёха, вроде бы поприличнее выглядит, помоложе. Зато Хромой больше жалости к себе вызывает, а это тоже важно. Можно было бы устроить гладиаторский бой промеж вас, но, боюсь, интриги не получится. Неравные весовые категории. Так что остается вам удачу испытать. Чья сильнее, тот со мной и пойдет.
Грач вытащил из нагрудного кармана небольшую пластмассовую коробочку, открыл её. Достал из неё два шприца, заправленных какой-то микстурой. Содержимое одного из них он выдавил в костер. Огонь обиженно зашипел, запахло больницей и химией. Пустой шприц он заправил все тем же физраствором. Приложил шприцы один к другому, пустил из одного недолгий фонтанчик, снова приложил и довольно кивнул головой. Жидкости в обоих шприцах было поровну. Надел на оба пластиковые колпачки и спрятал руки за спиной.
– Ну, выбирай один, – с этими словами он протянул к Хромому два с виду абсолютно одинаковых шприца. Тот помешкал, потом взял один, покрутил его в руках и вопросительно глянул на Грача.
– Значит этот – твой, – сказал «камуфляжный» протягивая оставшийся шприц Лёхе. Продолжил. – В одном – безопасная водичка. Сами видели, как я его заправлял. В другом – яд. Сейчас вы друг другу вколете по дозе. Кому не повезло – околеет.
– Ну!!! – вдруг рявкнул он, и у него в руке блеснул пистолет. – Или я сам сейчас выбор сделаю.
Леха еще нерешительно топтался на месте, а его противник уже оскалил зубы и метнулся к нему, занося руку для удара. Он попытался уклонится, машинально вытягивая вперед руку со шприцем. Уколы, Лехе в плечо, Хромому – в живот, были сделаны почти одновременно. Оба, выпучив глаза, давили на поршень своего шприца, пристально всматриваясь в лицо соперника, ловя на нем признаки начавшего действовать яда.
– Оба молодцы, – хохотнул Грач. – Ну чего уставились? Уколу время нужно, чтобы подействовать. Садитесь пока.
– Долго ждать не придется, – продолжил он, когда оба бродяги выполнили его команду. – Минуты через две-три кто-то из вас почувствует сильно сердцебиение, ему станет трудно дышать, а потом и вовсе мышцы диафрагмы перестанут подчиняться и он – задохнется.
Естественно, Леха тут же почувствовал, что сердце его стучит, как бешенное, а воздуха – не хватает. Он часто задышал.
У Хромого дела были не лучше. Ко
Грач переводил азартный взгляд с одного на другого. Глаза его горели в предвкушении.
Лёха вдруг почувствовал, что рука, которую был сделан укол, стала быстро неметь. Странная безвольная вялость стала быстро разливаться по всему левому боку, нога подогнулась, и его непослушное тело упало на бок.
– Тут и сказочке конец, – услышал он довольный голос Грача, но было не до него.
Лёха с ужасом понял, что легкие перестают его слушаться – не получалось вздохнуть даже на четверть от обычного. Он зачастил, захрипел, перед глазами поплыли разноцветные круги…
Спустя вечность, или несколько секунд, ему показалось, что из черноты ночи к костру метнулась прозрачная фигура, глухо, где-то на краю сознания прозвучал рёв, загрохотали выстрелы. Но Лёху уже схватили, вроде бы за онемевшую руку, или за шиворот – всё равно, и поволокли по земле, через доски разбитого в щепки забора куда-то в темноту, в темноту, темноту…
Может и есть человек, который, увидев, как Гаврило Принцип покупает патроны к браунингу, смог бы спрогнозировать переворот в России три года спустя.
Увы, я не из таких.
Минул сентябрь, вовсю сорил листьями октябрь. Днем еще припекало, но по ночам начинало подмораживать. История Лёхи Уткина размылась в моей памяти и стала в ряд многих странных и невероятных происшествий, которые, то тут, то там случаются в Зоне. Видимо сказалась усталость. Усталость от чудес. Глаз, что называется: «замылился», и очередная тайна уже не так будоражила сознание и требовала разгадки.
Я повертел в руках коробочку с нарисованной курицей, поднес к носу, принюхался. Пахло куриным мясом и специями. Вроде бы всё в порядке. Но нужно было торговаться. Торговаться и тянуть время, чтобы понять, что же мне делать?
– Сколько лет этому бульону? – спросил я небрежно. – Он вообще – съедобен?
– Что нам дают, то и ты получаешь, – прокуренным голосом прохрипел Копыто. Он как всегда меня боялся. Тем более, что в этот раз у него не было в руках оружия.
Копыто сидел на пеньке, сдвинув на затылок танкистский шлем и курил, глядя в сторону. Именно из-за этого шлема и я подошел. Расслабился. Принял за Ломтя. Насколько я знаю, такой головной убор был в Западном лагере только у него.
А когда рассмотрел, что за человек сидит, глядя в огонь костра, было поздно.
– Короче, на тебе, Боже, что нам негоже? – пробормотал я и снова заглянул в рюкзак. Заполнен он был хорошо, если две третьих. А если потрясти, то и на половину.
В последнюю нашу встречу с Ломтём, я просил в следующий раз добавить к продуктам батарейки да керосин для лампы, но этого как раз таки в рюкзаке не наблюдалось. На ощупь я нашёл там несколько банок консервов, пара буханок хлеба, какие-то пластиковые пакетики, коробочки… А это что – йогурт?