Гром небесный
Шрифт:
Остановилась, лишь дойдя до развилки. Тишина и прохлада вечера привели меня в чувство. Я прислушалась, на всякий случай. Лишь шелест листьев и крик какой-то птицы вдалеке. Ни шагов, ни тяжелого дыхания. Силы вдруг оставили меня, и я села на траву около тропы. Впервые в жизни я ударила человека – если не считать той глупой пощечины, которой когда-то наградила незадачливого декламатора Петю Наумова. Ударила металлическим ковшом – возможно, у Андертона сотрясение мозга, а если и нет, то шишка и синяк обеспечены. И поделом… Мысли потекли пустым потоком, я думала о белье, оставленном в мойке, о Гленне, которая сильно удивится, не обнаружив меня
Стена, одетая в плющ и девичий виноград, освещенная лунным светом, показалась мне то ли местом последнего успокоения, то ли пристанищем на ночь. Я поставила на землю саквояж, перегнулась через стену там, где она была невысока из-за разрушенных камней, и глянула вниз, в бездну оврага. Вряд ли удастся полноценно умереть, прыгнув вниз – скорее всего, просто что-нибудь сломаю. Да и идея самоубийства звучала запретно и постыдно. Пусть всё идёт своим чередом.
Ночь тихая и тёплая, пахла травами и цветами. Посидев около часа на ещё не остывшей от солнечного тепла стене, я достала из саквояжа чудом сохранившуюся тёплую шаль, поискала место помягче, легла и завернулась в импровизированное одеяло. Уа-та-Уа, ночующая в лесу.
Удивительно, но я довольно быстро заснула, в шорохах тёплой ночи, будто всё страшное осталось позади. Проснулась от холода – солнце ещё не взошло, но его свет уже разлился повсюду, в зарослях распевали довольные хорошим утром птицы. Я поднялась, обнаружив, что спала под кустом репейника, нимало не озаботившись этим. Небо над холмами залилось розовой и желтой акварелью, и вскоре выплыл золотой диск, ударив слепящим светом и обещанным теплом. Посидев в тепле восхода, я собрала вещи и пошла по тропе, вьющейся вдоль стены. Если идти на восток, попаду в деревню Уорли, где месяц назад тщетно искала хоть какую-то работу, и где мне посоветовали обратиться в Хорсли. Утро, разумеется, оказалось мудренее вечера. Посчитав содержимое кошелька, решила, что неплохо бы получить то, что причитается за оставшиеся дни, потому придётся каким-то образом вернуться или обратиться к Гленне за помощью. Чтобы хоть немного заглушить голод, набрала плодов шиповника и ягод ежевики, но есть захотелось ещё сильнее. На кухне Хорсли сейчас завтракают: овсяная каша, кофе, пирог с почками или печенью, сладкие булочки. Я сглотнула и попыталась не думать о Хорсли… совсем, хотя, это не очень удалось.
До Уорли, с перерывами на отдых и сбор плодов и ягод, добралась, когда утро было в разгаре. Сразу направилась к маленькой булочной, которая благоухала ароматами свежей выпечки. Купила две крошечные булочки по полпенни и попросила стакан воды. Устроилась за столиком на улице. Когда доедала вторую булочку, столик накрыла чья-то тень. Я подняла голову. Полицейский навис надо мной, беззастенчиво разглядывая.
– Констебль Джонс. Как ваше имя, мисс?
– Анна… Смит, – вздрогнув, ответила я.
– Прошу пройти со мной.
– Зачем? Я ничего не нарушила…
– Пойдемте, мисс. Вы должны дать показания по поводу внезапной смерти мистера Андертона из Хорсли.
Я
«Мисс Кюзнесова», – провозгласил коронер, седой почтенного возраста мужчина с пышными усами, и я поднялась со скамьи, на которой сидела в нервном ожидании. Так называемое «дознание» происходило в небольшом зале таун-холла Уорли, заполненном любопытствующей публикой.
Оказалось, что в тот вечер мистера Андертона обнаружили лежащим на полу в прачечной, с разбитой головой, и обнаружила его Сьюзен, а Мэри видела меня, спешащую к калитке с саквояжем в руке. Если бы я заглянула в моечную, то нашла бы его сама… хотя, неизвестно, к лучшему или к худшему. Меня сразу начали искать и очень быстро нашли. Затем последовал полуобморочный разговор с констеблем и день под замком в комнате местного паба – в Уорли не имелось камер для заключения, – который я провела как сомнамбула, с единственной мыслью, стучащей в висках – я убила человека! К вечеру, выпив кружку пива с пирогом, принесенные хозяйкой заведения, немного пришла в себя и начала сомневаться, как я могла убить столь крупного мужчину, стукнув его ковшиком по лбу?
– Мисс Кюзнесова, вы служите в Хорсли судомойкой? – спросил коронер.
– Да.
– Как давно вы работаете в Хорсли-хаусе?
– Почти месяц.
– Вы прибыли из России?
– Да.
Коронер говорил бесстрастно, на одной ноте, но мне показалось, что в его голосе проскальзывают ноты сочувствия. Или мне хотелось слышать их.
– Расскажите, что произошло вчера вечером.
Я молчала, не зная, как начать. Это было невыносимо. Легче соврать, что я ударила его по голове, потому что… потому что мне не понравилось его лицо. Или потому, что это наша национальная традиция.
– Вы находились в моечной. Что вы там делали? – прервал моё паническое молчание коронер.
– Стирала, разумеется.
– Поздно вечером?
– У работников нет другого времени, чтобы постирать свои вещи.
– Понятно, – кивнул коронер. – Вы занимались стиркой и…
– Пришёл мистер Андертон…
– Что он хотел? Зачем он пришёл в моечную?
Очевидно зачем, но как мне объяснить перед всеми этими людьми? Что они подумают обо мне? Впрочем, какая разница, что? Я глубоко вздохнула и прыгнула в грязный омут.
– Я не услышала, как он вошёл. Он схватил меня и начал… обнимать.
Во рту пересохло так, что я не могла произнести ни слова.
– Дайте мисс воды, – вдруг догадался коронер.
Зал тихо гудел, любопытные взгляды липли ко мне, как репейник. Юркий худощавый помощник принес стакан воды, который я наполовину выпила, наполовину расплескала.
– Продолжайте, мисс, – сказал коронер, глядя на меня из-под кустистых седых бровей.
– Он схватил меня…, и я ударила его ковшом… по лицу.
– Где вы взяли этот ковш?
– Я держала его в руке, когда он… наливала воду в мойку…
– И вы ударили его, чтобы освободиться?
– Да, чтобы он отпустил меня…
– Как вы ударили его? Ведь он держал вас.
Я начала объяснять, а коронер приказал помощнику помочь мне показывать, как это было. Актриса на сцене перед любопытствующей публикой…
Что было бы, если бы я его не ударила? Я не смогла бы противиться ему, у меня бы просто не достало сил.
В зале переговаривались, коронер призвал присутствующих к порядку, пригрозив вывести из зала разговорчивых.