Громкий шепот
Шрифт:
Алекс переворачивает меня на спину, встречаясь со мной взглядом.
– Давай же, милая. Скажи, что любишь меня, и все закончится.
Я киваю, и он целует мои окровавленные губы.
– Вслух, Валери. Скажи это. – Он прокладывает дорожку поцелуев по шее.
– Гори в аду! – произношу я ему на ухо, поднимаю ногу на уровень наших лиц и бью в кадык.
Спасибо тебе, мама, за балет. Растяжка мне
Алекс хватается за горло и скатывается на пол. Сил совсем не остается, голова кружится, а глаза такие заплывшие, что почти ничего не видно. Но я встаю на ноги и устремляюсь вперед.
Лестница, сумка, входная дверь. Еще чуть-чуть.
Удар в область затылка, нанесенный с нечеловеческой силой, вызывает острую боль, что достигает кончиков пальцев. Стены начинают вращаться, краски смешиваться, как в калейдоскопе. Я поочередно соприкасаюсь то головой, то другими частями тела, напоминающими вату, с каждой ступенькой лестницы, пока не достигаю пола.
Не знаю, почему во мне все еще бьется сердце. Почему какие-то клетки продолжают бороться за жизнь. Быстрые шаги Алекса звучат где-то неподалеку.
Сумка. Входная дверь. Еще чуть-чуть.
Я переворачиваюсь на живот и пытаюсь оттолкнуться руками, чтобы встать. Ничего не выходит.
Ты сможешь! Старайся лучше.
Я с рычанием отталкиваюсь еще раз и встаю на колени. Шаги Алекса приближаются со стороны кухни, но заставить тело шевелиться быстрее слишком сложно.
– Живучая тварь, – ворчит он, хватает меня за лодыжку и тянет по полу дальше и дальше от входной двери. Кровь на моем лице смешивается со слезами, потому что я понимаю, что у меня точно не хватит сил бороться дальше. – Ты не выйдешь из этого дома.
Он подхватывает меня под колени и несет на кухню, как кусок мяса. Сажает на столешницу и начинает обрабатывать раны на лице, осыпая их поцелуями.
– Посмотри, что ты с собой наделала. Во что превратила это прекрасное лицо. – Он разочарованно качает головой, пока я шарю рукой за спиной, пытаясь схватить хоть что-нибудь.
Мысль, что мне хочется его убить, холодит кожу, но у меня не получается от нее избавиться. Правы ли те люди, которые говорят, что насилие порождает насилие? Или они так оправдывают свои грехи? Тогда я грешница.
Мое тело дрожит, но мне не холодно, даже не больно. Алекс заводит свою руку ко мне за спину и выхватывает нож, который я неосознанно сжала в ладони. Он проводит им по пульсирующей вене на моей шее и достигает живота.
– Ну же, милая, я же не опасен, не нужно меня бояться. Меня нужно любить, ведь только я люблю тебя. Таких женщин, как ты, обычно не берут в жены. Их трахают, ведь вы – источник хаоса. У меня внутри тоже беспорядок, мы похожи. Поэтому ты и любишь меня, ведь так?
Алекс сильнее упирается кончиком
– Скажи, что любишь меня! – кричит он.
– Я скорее умру, чем еще раз скажу тебе эти слова, – громким шепотом произношу я.
– Тогда ты не скажешь их никому, – монотонно произносит Алекс, смотря мне в глаза.
Резкая боль в животе обжигает. Теплая кровь заполняет рот. Ледяное, как айсберг, сердце замедляет ритм. Я падаю на пол, понимая, что это действительно последний день Валери Лэмб.
Хватая ртом воздух, я пытаюсь сконцентрироваться, но глаза лишь шарят из стороны в сторону. В ушах стоит гул, а по спине стекает холодный пот.
– Валери, я здесь, все хорошо. Ты в безопасности, – пробирается сквозь панику знакомый голос.
Я фокусирую взгляд на лице передо мной и вскрикиваю, отталкивая его от себя.
Господи, нет, это же Макс. Я не хотела.
На его лице читается нескрываемая боль, гнев и ненависть. Он растерянно делает пару шагов назад и резко поворачивается к брату.
– Что ты с ней сделал, ублюдок? – Макс повышает тон и, повалив Саймона на стол, ударяет кулаком рядом с его лицом. – Почему она боится меня?! Почему видит во мне тебя?
– Я не виноват, что ты взял в жены психопатку! – пытается оттолкнуть его Саймон.
Саманта смотрит на эту сцену с блеском в глазах. Как будто получает удовольствие от того, что два брата, два родных человека готовы перегрызть друг другу глотку.
Я делаю вдох, приближаюсь к Максу и касаюсь его плеча.
– Я не боюсь тебя. Все хорошо. – Крепче прижимаю ладонь. – Все хорошо, – повторяю я, пытаясь привлечь его внимание.
Наконец-то Макс ослабляет хватку и отпускает Саймона, после чего поворачивается ко мне. В его глазах столько боли, смешанной с ненавистью и стыдом, что на секунду мне приходится зажмуриться, чтобы сделать вдох. Моя нервозность моментально сменяется гневом, потому что я впервые вижу этого светлого и теплого человека абсолютно разбитым.
Разворачиваясь лицом к Саймону и Саманте, закрываю своим телом Макса, как живым щитом.
– Пошли вон. Сейчас же, – громко, но спокойно произношу я, вкладывая в каждое слово яд. – Я не хочу видеть вас рядом со своим мужем даже на расстоянии нескольких километров, не говоря уже о нашем доме. Тебе, – указываю пальцем на Саймона и испепеляю его взглядом, – больше не удастся вмешиваться в его жизнь. Теперь Макс не один. И поверь, я скорее задушу тебя собственными руками, чем позволю причинить ему боль. А ты, – перехватываю взгляд Саманты, – бери свои сиськи и трусы в руки и иди к черту! В этом доме любят голубой цвет, а не зеленый!
Я резко выдыхаю и, улыбаясь, продолжаю:
– Сами найдете выход или мне вызвать охрану?
На их лицах отражается замешательство. Полагаю, они никогда не думали, что Макс достоин того, чтобы кто-то вставал на его сторону. Тень злобы искажает лицо Саймона, но он молча хватает Саманту за руку, и через секунду слышится хлопок входной двери.
Рука Макса касается моего запястья. Я разворачиваюсь, но не успеваю поднять взгляд, как его губы накрывают мои.