Громовое колесо
Шрифт:
Воины Невзора радостно загомонили, располагаясь на участках посуше, кто-то достал фляжку, кто-то с чавканьем жевал припасенную еду. Видогост недовольно окинул взглядом расслабившихся воинов. Пнул одного, второго, и отправил в дозор.
Я не заметила, как задремала. И очнулась от громкой ругани – Невзор вовсю костерил ненавистные ему леса новоградского княжества. Я прислушалась, и у меня брови поползли вверх – воины, посланные охранять лагерь, бесследно исчезли в лесу, а Невзор разорялся, потому что потерять двух опытных дозорных за раз уже никак нельзя было назвать случайностью. Ну не волки же их пожрали?
Воины уже не сидели, вальяжно развалившись на мшистых кочках.
Воздух надо мной с тонким коротким свистом пришел в движение – и тут же один из воинов Невзора рухнул навзничь с торчащей в груди стрелой, за ним другой. Остальные попытались прикрыться щитами, но напрасно – еще одна меткая стрела все равно неумолимо нашла свою цель.
– Вы кто такие?! – проорал Невзор, обернувшись вокруг. Бывалого вояку трудно было смутить летящими из зарослей стрелами. – Идите и бейтесь, как мужи, а не как трусливые девки!!!
– Ну, про девок это ты зря, – с недоброй усмешкой произнес за моей спиной знакомый голос, и справа от дерева с обнаженным мечом появился Стоян. Целый и невредимый. – Начали вражду не мы.
– Мы лишь немного поубавили ваше число, для честного боя, – с другой стороны лагеря, лениво помахивая саблей, выступил Леший. – Ведь вам честь неведома.
Веревки на моих запястьях дернуло, и я оказалась на свободе. А слева от дерева, у которого я сидела, показался Сокол с боевым ножом в руке. Вид у троих дружинных был, как на подбор, самый решительный и мрачный.
– Ты как, дочка? – не поворачивая головы, спросил Стоян.
– Порядок, – я с готовностью кивнула, хотя на самом деле мне было холодно, сыро и еще очень есть хотелось.
Сокол дернул меня за рукав, рывком поставил на ноги и отодвинул себе за спину. Я быстро юркнула за дерево.
– Убить, – коротко приказал Невзор, и от скрестившегося оружия посыпались искры. Трусов здесь не было.
Похитители полегли практически все, и не спасла их ни ратная выучка, ни превосходство в числе. Дружинные пощады не давали, да и сами на нее не рассчитывали, сражаясь свирепо и молча. Я затаилась за деревом, как мышка, и старалась не попасться под горячую руку ни друзьям, ни врагам. Трудно было передать мою радость от того, что меня все же нашли и активно спасали, но я помнила мощь Видогоста и Невзора и сильно переживала, справятся ли воины воеводы с такими быками.
Они справились. Я услышала, что лязг железа стих, и выглянула из-за дерева. Дружинные стояли неподалеку плечом к плечу. Далеко в лесу мелькала кольчуга одного из врагов, мудро и своевременно сбежавшего с места сражения, остальные похитители, среди них и Видогост с Невзором, бесформенными куклами валялись вокруг. У меня в желудке некстати заурчало. Значит, выворачивать в кустах не станет. Я, что же, начинаю привыкать к виду резаных ран? И выходит, все закончилось хорошо?
И тут меня, наконец, проняло. Я тихо сползла на землю, уткнулась носом в колени и разревелась. Потому что сколько смелости может храниться в восемнадцатилетней девчонке? Я до полусмерти перепугалась, когда на меня напали разбойники, и когда смотрела на порезанное плечо, и когда поняла, что дружинные не хотят со мной разговаривать, а потом, когда увидела их всех лежащими у дороги и догадалась, что это опять моя вина… А ведь были мгновенья, когда я считала их погибшими, и, пожалуй, то были самые страшные минуты моей жизни… И вот тут я зарыдала сильнее… А потом эти громилы Вадима и невозможность дать деру…
Меня аккуратно поставили на ноги и крепко обняли за плечи. Висок холодил витиеватый золотой оберег, и я догадалась, что это Сокол меня пожалел
Сердца воинов дрогнули.
– Успокойся, дочка, – участливо попросил Стоян, положив руку мне на плечо. – Все прошло. Все хорошо.
– Не плачь, – Леший потрепал меня по взъерошенной макушке. – Мы же сказали, что не дадим тебя в обиду. Только мы задержались немного, прости…
Его «прости» стало последней каплей.
– Простите меня! Сокол, Стоян, Леший, простите! – зарыдала я. – Я так перед вами виновата! Дура я! Дура-а…
Воины переглянулись. Они, конечно, еще прошлым утром ждали моих извинений, но теперь видели, что меня понесло и закрутило. И с этой истерикой надо что-то делать.
– Пойдем-ка найдем местечко полепше, – деловито предложил побратимам Стоян. – Дождь начинается.
Леший осторожно оторвал меня от Сокола и подхватил на руки – он видел, что сама я в тот момент идти никуда не могла. Я продолжала всхлипывать ему в кожаный, отделанный металлом нагрудник всю дорогу, пока дружинные не отыскали более-менее сухое пространство под тремя раскидистыми соснами и не решили, что переждать непогоду лучше всего именно здесь.
– Лепо вам, братья, – Леший усадил меня где посуше и накинул мне на спину плащ, его глаза смеялись. – Девица наша меня до рубахи промочила слезами своими горючими, впору только замерзнуть от сырости эдакой. Неужто умер у нее кто?
– Так вы же и умерли, – хлюпнула носом я, с удивлением узнавая на себе подарок Аль Абдула. Но плащ же уехал на телеге вместе с оружием дружинных…
– Э, рано хоронишь, дочка, – по-доброму усмехнулся Стоян, присаживаясь рядом и начиная сооружать основу костра. – И не из таких бед выпутывались.
– И догнать вы нас никак не могли, – я с удивлением оглядывала неунывающих воинов, будто впервые их увидела. – Я же только ночью очнулась, а вы…
– А мы проспали лишь до полудня. За что благодарить нужно Лешего, а то бы сгинули.
В общем, рассказ у Стояна вышел совсем недлинный. Пока побратимы отправились в лес похоронить убитых и поискать что-нибудь поесть, дружинный обстоятельно разводил костер и описывал мне случившееся.
Леший, оказывается, присел с другой стороны от телеги проверить второе колесо как раз тогда, когда Сокол и Стоян потеряли сознание. Мужики решили, что третий дружинный тоже уже носом в пыли, и для начала перетащили первых двух подальше от дороги. А когда пошли за Лешим, тот неожиданно встал на ноги. Его, конечно, качало, но воину вполне хватило сил пригрозить мужикам своей саблей настолько убедительно, что те дали деру, позабыв выполнить наказ Борща. После чего Леший дотащился до друзей и тут уже рухнул сам – в этот-то момент я как раз и обернулась.
Зелье в квасе оказалось забористое, но кто же мог знать, что на сына хазарских степей оно подействует лишь отчасти.
– Леший – хазарин?! Но ведь хазары – они…
…Они убийцы и работорговцы, это верно, кивнул Стоян. Мать Лешего угнали в полон из-под Смоленска, у хазар она забеременела и родила, а ее с сыном освободил один из отрядов князя Гостомысла. Женщина вернулась к отцу, а тот, могучий ведун, научил внука многому из того, что знал сам, а пуще всего – любить родную словенскую землю. Упрямый и гордый юноша, коего мать кликала Святославом, решил, что единственной защитой дома может быть воинская наука и служба доброму князю, и ушел в Ладогу, сам себе дав прозвище Леший, ибо с Матерью-природой он крепкую дружбу водил не понаслышке, а называться исконно словенским именем с характерно-восточными чертами лица ему было сильно не по нраву.