Громовые степи
Шрифт:
— Наши с карабинами, — крикнул Сергей, и бойцы — истребители цепью двинулись вперед.
Левая рука онемела, гимнастерка пропиталась кровью. Взвились одновременно несколько сигнальных ракет, они высветили рукопашную схватку. Постепенно накал боя стал затихать, а потом как-то сразу наступила тишина.
Находившиеся рядом курсанты индивидуальным пакетом перевязали Бодрову горевшее огнем плечо, стало немного полегче, но боль не утихала.
При мерцающем свете ракет командиры подразделений собрали курсантов, вывели из балки пленных, снесли трупы девяти парашютистов и шестерых сослуживцев. Восемь курсантов получили ранения, столько же подобрали взывающих о помощи диверсантов. Милицейское оцепление района
Раненых военнослужащих поместили в лазаретной землянке летнего лагеря, куда была переведена большая часть курсантов из-за участившихся бомбардировок Росюва. Под утро Сергей забылся в тяжелом сне. Нервное напряжение стало спадать. Его знобило. Проснулся поздно, вся рука и пальцы работали нормально, но стоило чуть шевельнуться, мгновенно вспыхивала боль. Тяжело раненных в лазарете не было. В землянке постепенно воцарилась атмосфера оживления, даже послышались шутки. Пришел фельдшер школы, старший лейтенант Балахнин. Ему было уже за сорок; с округлым животиком, выступающим за командирский ремень, с добродушным лицом, он был своим человеком среди командного состава и курсантов. Все знали: не любил Балахнин лодырей, «сачков», как он их называл. На приеме отличал интуитивно этот контингент от действительно больных и вместо освобождения от физической подготовки или нарядов неизменно приписывал двойную клизму. Помогало от «недуга», как правило, уже после приема первой процедуры или даже до нее. Никто на него не обижался, со всеми был на равных.
Балахнин внимательно осматривал каждого раненого курсанта, сам делал перевязки, шутил, говорил, кто и когда будет полностью здоровым. Сергею он сказал, что у него скользящее ножевое ранение плеча.
— Через три дня пойдешь на занятия, — сделал старший лейтенант заключение после перевязки, — а через десять забудешь о ране.
Наконец-то можно почитать письмо. Весь конверт оказался пропитанным кровью, даже адрес просматривался с большим трудом. Но вложенный листок был запятнан лишь местами.
До Сергея не сразу дошел смысл написанного: «…ноги…воду пить…» — «Ерунда какая-то!», вдруг словно молния озарила: «Не может быть!..» Заныло раненое плечо, сдавило сердце. Сознание отказывалось понять случившееся. «Гадость, какая гадость!» С отрешенным лицом Сергей просидел до очередного прихода Балахнина. Фельдшер сразу заметил неладное в настроении раненого курсанта, сел возле него.
— С чего бы, старшина, у тебя вид печальный? Рана твоя пустяковая.
— Да нет, я ничего. Я просто так.
— «Просто так» удрученными не бывают. Что случилось?
После некоторого раздумья Сергей показал глазами на письмо.
— Можно посмотреть?
— Читайте.
Балахнин присел на край Сергеева топчана, посмотрел содержание написанного.
— Уж не знаю, как твою боль душевную унять. Хорошо, что девка показала себя таковой, какая есть на самом деле, еще не став женой. Радуйся этому. Живым останешься, после войны встретишь ту, которая не осрамит, детей нарожает тебе. А такая, — он кивнул головой в сторону письма, — того и гляди чужого подбросит.
Уходя из землянки, фельдшер шепнул соседу старшины по лазарету: «Рана у него душевная поглубже ножевой. Посматривай, мало ли что».
…Как-то так получилось, что Сергей в школе не заимел близкого товарища. Одному в тяжелых раздумьях совсем невмоготу. Он даже обрадовался, когда сосед по нарам обратился к нему с каким-то пустяковым вопросом.
Курсант Перов Борис Владимирович до войны был учителем биологии в средней школе. По возрасту он оказался старше других в группе. Высокого роста, светловолосый, с правильными чертами лица, он заметно выделялся среди своих сослуживцев рассудительностью, степенностью. В армию Перова призвали
— Надышался я там всякой всячины, на всю жизнь воспоминаний хватит, — рассказывал Борис.
В ночной рукопашной Перов получил два ножевых ранения, обе раны оказались неопасными.
— Сам не знаю, как выкрутился, — говорил он, — а был в окружении троих. Успел одного двинуть прикладом по морде. Кто-то выручил.
Сергей поддерживал разговор сначала без особого интереса, но постепенно стал вникать в смысл того, о чем говорил собеседник. А он рассказывал об ответственности работы с детьми в школе.
— Их головки как чистый лист бумаги, что на нем напишешь, то и останется. Очень важно, чтобы этот след оказался нужным. Вся последующая жизнь и поведение человека будут его продолжением.
«Зинка, Зинка», — отвлекался Сергей.
Перов заметил уход соседа от нити разговора. Он уже шал содержание письма.
— Она красивая? — спросил он Сергея.
— Очень.
— Красивыми девушки бывают лишь снаружи и только днем или при хорошем освещении. Но прелести их быстро вянут. Для семейной жизни они не пригодны. Крайне не постоянны в своих чувствах и поступках. Это как красивая вещь, она приятна для глаз, ее хочется потрогать, подержать в руках, а в дело не приспособишь. Красота многим нравится, притягивает как магнит. Верными такие женщины не бывают. Я таких не встречал. Игрушка, она и есть игрушка. Не печалься, старшина, рано или поздно это непременно случилось бы.
«Зинка, Зинка! Если бы мне все это сказали вчера, я не стал бы и слушать».
Трех дней госпитализации для выздоровления оказалось явно недостаточно. Вопреки словам фельдшера рана на плече заживала плохо, да и общее состояние старшины улучшалось медленно. Перов старался развеять мрачные мысли соседа, рассказывал ему всякие интересные случаи из жизни. Однако живой интерес вызывало лишь знакомство с опытом его службы в охране особо важного объекта. По рассказу Бориса Владимировича выходило, что химкомбинат охраняет отдельная рота в составе трех взводов, отделения служебного собаководства, хозяйственного отделения, бюро пропусков и медицинского пункта. Ежедневно один взвод назначается в караул. На его вооружении, кроме винтовок, один пулемет, по две гранаты Ф-1 на бойца. Посты часовых, одиночные или парные, выставляются по периметру и по жизненно важным центрам. Ночью на важных направлениях закладываются секреты, а внутри объекта назначаются патрули. Часовые выставляются так, чтобы между ними постоянно поддерживалась зрительная связь как днем, так и ночью. Охрана менее важных цехов и производств осуществляется подвижными или неподвижными нарядами. Подвижные несут службу на подступах к охраняемым цехам и производствам, а неподвижные осуществляют проверку документов у лиц, входящих на их территорию.
Заметив неподдельный интерес к рассказу, Перов поделился своими знаниями по организации обороны объекта.
— Для этой цели, — рассказывал он, — периметр химкомбината разбивается на три сектора по числу взводов. Ежедневно в роте назначаются группа прикрытия, боевая группа и резерв. Первая имеет задачу пресечь попытки проникнуть на объект, захватить или уничтожить противника на подступах. В нее включаются наряды, повседневно несущие службу на постах, и подразделения, назначенные для усиления при обострении обстановки. Это более трети роты. Боевая группа состоит из бойцов и командиров, не занятых непосредственно на службе в данный момент. Она занимается разведкой прилегающей к объекту местности, обнаружением и задержанием лиц, вызывающих подозрение в неблагонадежности и преступных намерениях, ликвидацией диверсантов и десанта противника. В резерве одно отделение для решения внезапно возникающих задач…