Гротеск
Шрифт:
— А я и не знала, что вы здесь живете.
— Да нет, — серьезно отвечала Масами. — Я живу в Йокогаме. Ведь я снова вышла замуж, ты знаешь?
Значит, они с Джонсоном развелись? Кто бы мог подумать. Я и представить не могла, что когда-нибудь снова встречусь с Масами или ее мужем. И желания такого у меня не было.
— Я не знала. Когда же вы разошлись?
— Да уже лет двадцать. — Она достала стильную карточку из серебряной визитницы и вручила мне. — Вот чем я сейчас занимаюсь.
На карточке было написано: «Частные уроки
— Я вышла за иранца. У него торговая фирма. А я, пользуясь старыми связями, занялась организацией уроков английского. Интересная работа, скажу я тебе.
Сделав вид, что изучаю визитку, я пыталась сообразить: зачем ее принесло сюда спустя двадцать шесть лет? Да еще в такой день. Черт знает! А Масами смотрела на меня и ностальгически улыбалась.
— Как давно мы не виделись, деточка! Последний раз говорили, когда Юрико тебе звонила. Помнишь? Сказать, что ее приняли в школу. Больше двадцати лет прошло!
— Да, похоже на то.
— Ну как ты живешь?
— Ничего, спасибо, — дипломатично ответила я и горько подумала: «А чего — ничего?» К чему это вдруг она здесь появилась? Во всяком случае, вряд ли рассказывать мне, чем занимается. Уловив в моем тоне плохо скрытую подозрительность, Масами наконец выпалила:
— После того как мы расстались, Джонсон покатился под гору. Такие операции на бирже проворачивал и до чего дошел? До никчемного учителишки английского. А потом еще Юрико убили…
Голос Масами удивил меня. Он дышал ненавистью. Я бросила на нее недоуменный взгляд, а она продолжала:
— А ты не знала, деточка? Мы с Джонсоном развелись из-за Юрико.
Мне вспомнилось лицо Джонсона, сидевшего у камина у них на даче. Он решил побаловать маленькую Юрико (та еще училась в начальной школе) и посадил ее себе на колени. Всегда серьезный, даже на прогулке в горах, такой стройный, красивый и строгий. В вылинявших джинсах, с взъерошенными каштановыми волосами. Однако рядом с Юрико даже его почти совершенный облик казался недоделанным. Я вдруг представила, какой бы получился ребенок, если бы их кровь смешалась. Такой прелестный, такой славный — у меня даже сердце захватило. Юрико уже не было на свете, но она по-прежнему цепко держала меня. Невыносимое чувство!
Заметив мою скрытую неприязнь, Масами сказала:
— Ты действительно ничего не знаешь. Я так ее любила, так к ней относилась… И за все хорошее — нож в спину! Это было такое потрясение, я даже какое-то время лечилась в психиатрической клинике. Сколько сил отдала, чтобы устроить ее в школу Q. Каждый день готовила бэнто, самое лучшее, чтобы ей перед одноклассницами не было стыдно. Денег ей отец переводил не много, и я всегда ей давала на карманные расходы. А за группу поддержки сколько пришлось заплатить! Хотела бы я вернуть эти деньги.
Так вот, оказывается, в чем дело! Неужели она с меня их рассчитывает получить? Я растерянно опустила
— Мне очень жаль, что так вышло.
— Ну что ты! Ты здесь ни при чем. Ты же с ней не ладила. Молодец! Сумела ее раскусить.
Отдав должное моей дальновидности, Масами извлекла из большой сумки тетрадь и положила передо мной. На тетрадочной обложке была девчоночья наклейка с белой лилией. Края картинки отклеились, потемнели и засалились.
— Что это?
— Ее тетрадка. Дневник. Похоже, Юрико вела его до самого конца. Извини, что сваливаю на тебя, но мне держать его неприятно. Пусть будет у тебя. Мне кажется, так лучше всего. Он почему-то оказался у Джонсона, который недавно прислал его мне. Заявил, что по-японски читать не умеет. После того как Юрико убили, Джонсон, наверное, чувствовал себя виноватым, однако он вряд ли думал, что она писала о нем в дневнике.
Масами говорила с видом оскорбленного достоинства, поджав губы. Теперь передо мной стояла подозрительная, сомневающаяся особа, а не скромная и уверенная в себе женщина.
— Вы его читали?
— Нет, конечно. — Масами затрясла головой. — Какое мне дело до чужого дневника? Тем более что там полно всякой гадости.
Она и не заметила, что сама себе противоречит.
— Хорошо. Оставьте его мне.
— Слава богу! Мне кажется, было бы странно сдавать его в полицию. Я переживала, ведь скоро начнется суд, как я слышала. Значит, я его оставляю? Будь здорова, деточка.
Масами помахала мне загорелой рукой и бросила взгляд на окно. Ее лицо напряглось — видимо, ей хотелось успеть домой до тайфуна, как можно скорее оставить это незнакомое место. Или же она больше ни минуты не хотела говорить с человеком, имеющим хоть какое-то отношение к Юрико.
— Что? Какие-то претензии? — Масами еще не успела уйти, как я услышала голос шефа, начальника нашего отдела. Он заглянул мне через плечо и увидел тетрадь. — Что-нибудь не так?
— Нет. Ничего. Все в порядке.
— В самом деле? Мне показалось, эта дама не из-за детского сада сюда явилась.
Я быстро закрыла руками дневник Юрико. Как только начнется процесс по «делу об убийствах в квартирах», мне снова придется скрываться от любопытных взглядов. Шеф тоже надеется, что мне что-то известно по этому делу.
— Впрочем, неважно.
— Я хотела отпроситься сегодня пораньше. Можно? Очень переживаю, как там дед.
Шеф кивнул, не удостоив меня словом, и вернулся за свой стол у окна. Сегодня из-за высокой влажности его кроссовки скрипели не так противно. Воспользовавшись разрешением шефа, я сорвалась с работы и тут же покатила домой, сражаясь с яростными порывами ветра и боясь, как бы меня не унесло вместе с велосипедом. Хотя приближался сезон северных ветров, я вся покрылась липким потом. Влажность, конечно. И все же погода здесь ни при чем. Всему виною дневник, который оставила эта недоразвитая Юрико.