Гроза на Шпрее

Дольд-Михайлик Юрий Петрович

— Да, глупая история. Но как все это произошло? Она не оставила письма или записки?

— Нет. Была тут какая-то растерзанная бумажка, возможно, письмо, но Джованна сама его уничтожила. Я не стал склеивать и читать. Что там могло быть важного, в той записке? Жаль, конечно, девушку. Она была очень красивая и удивительно умная. Оставим эту скучную тему, пообедаем и поговорим о другом.

В который уже раз Григорий с трудом преодолел желание выхватить пистолет и разрядить его в эту самоуверенную рожу. Но надо держаться!

Они перешли в столовую. Подавал и обслуживал тот же американский солдат.

— Итак, господин Шульц, мне снова придется вас побеспокоить. Дела складываются

так, что вам придется еще раз поехать в Гамбург. Договорившись с англичанами, мы тем самым хоть как-то компенсируем страшный провал с Вороновым. Немецкие коммунистические газеты угрожают напечатать воззвание Воронова ко всем русским, которые попали в плен или перешли на нашу сторону. Но главное не в этом. Воронов сумел похитить секретные документы, в которых говорилось о тайных операциях, и списки агентов, работающих на местах. Понимаете, что это значит? — Думбрайт встал и заметался по комнате. — Это значит, что надо реорганизовать всю школу, начинать все сначала. Черт знает что! Сколько раз я предлагал отстранить от работы эту свинью — Шлитсена, убрать пьяницу Воронова… — Думбрайт схватил сигару, хотел закурить, но тут же бросил ее. — Даже не представляю, кто сможет теперь возглавить школу. Они на местах за несколько дней переловят всю нашу агентуру, а мы совсем недавно отправили группы в прибалтийские районы и в Закарпатье.

Он брызгал слюной, говорил беспрестанно. Григорию никак не удавалось вставить хоть слово в поток этих гневных выкриков и ругани. Наконец, воспользовавшись паузой, Григорий сказал:

— Мистер Думбрайт, извините, но я ничего не понимаю. Где Воронов?

— Черт его знает. Да и какое это имеет значение — в Берлине или в Москве? Важно то, что из сейфа похищена вся секретная документация. Теперь понятно, откуда просачивалась информация, — предатель давно продался русским. Вот почему один за другим проваливались наши люди.

Босс снова потянулся к коробке с сигарами. Аккуратно обрезал кончик, закурил, откинувшись в кресле.

Григорий сидел молча. Казалось, он растерян и подавлен сообщением Думбрайта. А сердце его пело. Стало быть, его инициатива, представлявшаяся фантастической даже полковнику, оказалась действенной. Спасен от опасности Мишка Домантович, бесценный друг и товарищ, все это время ходивший по лезвию ножа. Теперь, как сказал босс, все провалы припишут Воронову — других русских на время оставят в покое. Одно было не ясно Григорию: действительно ли Воронов похозяйничал в сейфе Шлитсена, или и здесь не обошлось без Домантовича? Впрочем, существенного значения это уже не имело…

Голос босса прервал его размышления:

— Герр Шульц, я настолько взволнован всеми этими неприятностями, что при одном упоминании о Воронове теряю над собой контроль. Это не свойственно нам, американцам, поэтому я иногда ловлю себя на мысли — не пора ли мне на отдых? Мы с вами должны подробно обсудить ваш разговор с Лестером. Я наконец-то получил неограниченные полномочия предложить англичанам достаточно крупный пакет акций «Гамбургско-американского акционерного общества». Конечно, если английская администрация поможет развернуть работы на верфях.

— Но я договорился с Лестером, что он все обсудит со своими коллегами и приедет к вам для окончательного разговора…

— Да, да, он был в Берлине два дня назад, а меня вызвали в Мюнхен, и мы не встретились, — не дал ему закончить Думбрайт. — Я получил хорошую взбучку за Воронова, а уж когда споткнулся, то меня сразу же начали ругать и за медлительность в переговорах с англичанами. Буду откровенен: если удастся завершить дело в Гамбурге — нам многое простится и спишется. Деньги свое сделают. Поэтому я хочу, чтобы вы отправились

в Гамбург, не дожидаясь приезда Лестера. Он приедет, потом поедет снова советоваться со своими людьми, и дело затянется. Надо решить все на месте. У меня есть план всех верфей с детальной проработкой того, что нужно восстанавливать. Конечно, все работы будут проводиться как восстановление порта. В Гамбурге свирепствует безработица, и привлечь на свою сторону голодных рабочих не очень трудно. Впрочем, Лестер — хитрый делец, который уже не раз предлагал нам различные услуги. Он знает, как действовать. Организует выступления социал-демократов, а когда начнется ремонт судов, развернут работу мастерские, тогда и акционерное общество перестроит свою деятельность, и никто не станет возражать против этого — как говорится, голод не тетка. «Гамбургско-американское общество» сможет прокормить многих.

Григорий не мог определить линию своего поведения. С одной стороны, очень хотелось еще раз поехать в Гамбург, подробнее узнать о Лемке — он это или не он? Однако теперь это было уже не таким важным. Искала выхода и ненависть к Нунке. Григорий мог нанести ему два болезненных удара: сообщить, как в свое время Бертгольду, кто он такой, то есть раскрыть себя, а еще — рассказать Берте и Гансу, кто настоящий убийца Лютца. Для этого надо поехать в Гамбург, потому что, как только будет сорвана диверсия с отравлением скота в восточном секторе, Нунке заподозрит Григория, потому что никто, кроме него, об этом не знает. Тогда сразу же всплывет история с Вороновым, обыск и все остальное. Словом, нужно уходить, но сделать это красиво.

Слова босса доходили до Григория как сквозь толщу воды. Мысль пульсировала в поисках правильного ответа. Сейчас ни в чем нельзя промахнуться. Завтра, очевидно, состоится его встреча с полковником, и тогда все решится. Значит, надо оттянуть время, выиграть у Думбрайта несколько дней.

— Мне бы хотелось, чтобы вы уехали немедленно, чем скорее это решится, тем лучше для вас… — донеслось до Григория.

— Конечно, мистер Думбрайт, я все понимаю, но мне придется на несколько дней задержаться в Берлине. Я уже назначил деловые встречи. Затем надо еще отчитаться о своей поездке в восточный сектор. Это тоже нельзя отложить. Постараюсь уехать в Гамбург дня через два…

— Ну что ж, договорились.

— Разрешите идти?

— Идите.

— Ну и задал ты мне задачу, — покачал головой полковник.

Они сидели в маленькой уютной комнате. Мягкий розовый свет изливался на низкие розовые диваны, играл на хрустале и фарфоре, которые выстроились в стеклянной горке, как на параде. А на окне, среди серых шелковых занавесок, подпрыгивал в клетке попугай.

— Я все понимаю, но приказ есть приказ — побыстрее забрать тебя отсюда. Теперь все подозрения могут совпасть. Но, с другой стороны… они еще верят тебе. И дел незавершенных немало: Лемке, Гамбург, школа. После побега Воронова Домантовичу, конечно, стало полегче, ты говоришь, его даже прочат в руководители русского отдела. Ну и молодец же ты, Григорий!

— О Домантовиче я узнал от Больмана. Он был пьян, приходилось задавать ему наводящие вопросы. Но даже в пьяном виде этот лоботряс понимал, что рассказывать о школьных делах нельзя. Возможно, какие-то детали найдете на этих пленках. Проявите их, и многое станет понятным.

— Я должен поблагодарить тебя за Воронова от имени командования. Видишь, как получилось: он не только перебежал, но и прихватил важные документы, раздел школу догола, и доволен, старый черт… об одном только мечтает: матушку Россию увидеть. Интересная фигура… А из Москвы требуют поберечь тебя, забрать как можно быстрее…