Гроза над крышами

Бушков Александр Александрович

«Танцевальным» это заведение именовалось политеса ради — начиная от Школяров, все знали, как оно обстоит на самом деле: на сцене и в самом деле пляшут здешние прелестницы, а для всего остального отведены небольшие, но уютные комнатки, где и танцорки, и подавальщицы, и остальные жительницы дома уединяются с гостями известно для чего. В самом деле весьма политесное заведение: веселые девки как на подбор симпотные и свеженькие, не то что, как о том болтают, в заведениях гораздо более низкого пошиба; пляшут в легкомысленных, но все же платьицах (а в тех домах, что называются неполитесно, бают, и голышом выплясывают); комнаты снимаются на всю ночь, а не на пару часов или вовсе на полчаса; ну и напитки с кушаньями высшего качества. Не зря справа

от вывески большой золотой трилистник — таким считаное число подобных домов может похвастать.

Студиозусы, тоже мимо не проходившие, говорили как-то, что этот Шалорат Букан — персона подставная, а на самом деле все здесь от флюгера на крыше до веселых девок принадлежит вхожему в королевский дворец сановнику (чье имя и бесшабашные студиозусы ни разу не назвали, умолкая, честное слово, испуганно). Мол, это роскошное заведение потому и устроено на окраине, вдали от многолюдных городских улиц, что здесь, вдали от любопытных глаз зевак, неизбежно проистекающих отсюда пересудов и ревнивых супружниц, развлекаются такие господа, чьи имена не разбалтывают даже злоязычные студиозусы. Да и прислуга здешняя с оглядочкой болтала в тавернах, что «Лесная фея», вопреки иным негласкам, не платит ни гроша мзды никакой Страже. И все здешние веселые девки не без горделивости носят бляхи Танцорок, а не стоящего гораздо ниже Цеха Гулящих. Ну, предположим, все знают, чем занимаются танцорки, но политес соблюден...

Ну, само собой! На верхней ступеньке широкого низкого крыльца вольготно разместились пять веселых девок — понимающему ясно, маявшихся от скуки, потому что до вечера еще далеко. Одна другой краше, заразки, платьица гораздо короче обычных, а вырезы поглубже (танцоркам дозволяется, хотя на люди даже в ближайшую лавку они выходят в самом политесном виде). Все пятеро уже освоили недавно появившуюся фантазийку⁵², какой следуют и благородные дворянки: концы волос примерно на мизинец окрашены в яркие цвета, волосам не свойственные — синий, алый, фиолетовый и даже зеленый (везде есть свои фантазийки, но у женщин они порой весьма причудливые). Болтают, что это распространилось и на другие прически, но Тарику еще не выпало случая убедиться, правда ли это.

Танцорки грызли жареные тыквенные семечки и о чем-то весело болтали. Завидев Тарика, захихикали, толкая друг друга локтями. Ну конечно, сейчас зажжет самая разбитная...

Так оно и оказалось. Красивенькая черноволоска (концы завитых прядей крашены в багрянец) в розовом платьице сладеньким голоском позвала:

— Школярчик, а Школярчик! На минуточку!

Остальные приготовились всласть похохотать. Нет уж, не на того напали, где сядете, там и слезете! Тарик остановился, развернулся к ним лицом, без смущения глядя на высоко открытые стройные ножки и пленительные вырезы, политесным тоном спросил:

— Это вы ко мне обращаетесь?

— А к кому же еще? — задорно продолжала черноволоска. — Заучился, наверное, света белого из-за книжек не видишь? Хочешь, размыкаем твою заученность? Пойдем к нам в гости, а? — Она якобы невзначай извернулась на ступеньке так, что ножки оказались совсем уж заманчиво открытыми. — Не бойся, всей толпой набрасываться не будем, сам выберешь, которая тебе первой приглянется, а какая следующей будет. Поди, никогда девушке подол не задирал до пупа? Научим тебя всяким ухваткам, от которых девчонки с твоей улицы в восторг придут и давать будут тебе первому. Что мнешься? Не думай, денежек с тебя трясти не будем, сами серебрушек приплатим, святое слово!

Она замолчала, глядя лукаво, а остальные, по смазливым рожицам видно, приготовились разразиться хохотом. Нет уж, Тарик не собирался доставлять им такого удовольствия. Выдержав долгую паузу, он политесно приподнял школярскую шляпу с надлежащей кокардой и вежливо сказал:

— Благодарю за любезное приглашение, девичелла⁵³, но аккурат сейчас у меня неотложных дел накопилось выше трубы...

Выждал

достаточное время, чтобы на смазливых рожицах проступило обиженное разочарование, повернулся и зашагал прочь. Успел еще услышать, как кто-то из них разочарованно протянул:

— У'У'У» Даже ухи не покраснели...

А другая откликнулась:

— Да уж, не котеночек попался! Видно, соседской девчонке давно заправляет нахала...

Последнее высказывание, что греха таить, душу Тарика порадовало. Он зашагал дальше, негромко насвистывая (в Городе это Школярам запрещалось, но здесь педелей отродясь не бывало).

Где-то в глубине души занозой все же сидело легонькое сожаление. Он прекрасно знал, что танцорки не то чтобы хотели его сконфузить — они и впрямь обожали залучать к себе в гости и учить всяким ухваткам таких, как он, на что прислуга смотрела сквозь пальцы. То, что Перенила из Кудрявой Межи назвала «учить неопытного», у танцорок именовалось «школить котяточек». Иные Школяры, запунцовев, побыстрее прошмыгивали мимо под хохот и насмешки танцорок, а иные приглашение принимали — и потом долго хвастали во всех подробностях. Что далеко ходить, Байли-Циркач из его собственной ватажки в гости раз пошел, и разговоров хватило на три дня...

Одно время Тарика не на шутку подмывало принять приглашение, но он быстро от этой мысли отказался. С ухарей вроде Байли как с гуся вода, а Тарик не смог себя пересилить. Очень соблазнительно было враз возмужать, да вот беда, мешали серьезные внутренние преграды. Брезгливо показалось загонять торчок туда, куда что ни вечер засаживали всякий раз другие мужчины, а то и, как болтают, двое-трое зараз. И срамных хворей он не на шутку боялся. Хотя в столь роскошном заведении наверняка есть постоянный аптекарь, а то и лекарь, всякие невезения случаются. Согласно поговорке, слышанной от грузалей в порту (первых городских сквернословов, куда там даже возчикам и бродягам), «Ежели уж попрет невезуха, собственной женушке

“болячку” на конец словишь». Тарик никогда не был особенно невезучим, но это тот случай, когда следует остеречься. Бывают срамные хвори в дюжину раз хуже «болячки», которую, как говорил старший брат, военный народ запросто называет «соплей»...

Оставалось дойти до конца Аксамитной — а там и родимая улица.

— Здорово, Морячок! Зазнался, мимо шлындаешь?

Остановившись, он сказал вполне миролюбиво (не было причин задираться, да его никто и не задирал):

— Да задумался что-то, Буба...

— Про то, как новой девчонке вдуть? — осклабился Буба-Пирожок.

— Какой такой новой девчонке?

— А что с дядькой на вашу улицу заехала, под шестнадцатым нумером.

— Первый раз слышу, — сказал Тарик, ничуть не кривя душой.

Он слышал краем уха, что аж в трех домах сразу (что редко случается) объявились новые жильцы, причем и у него в соседях, но ничегошеньки еще о них не знал — надо подождать, и не далее чем завтра кумушка Стемпари, словно бы умеющая видеть и слышать сквозь стены, вызнает немало и быстренько разнесет по улице ко всеобщему удовлетворению, за что и пользуется уважением всей улицы Серебряного Волка — именно что кумушка, а не пустозвонка⁵⁴. Утром, загодя отправляясь на испытание, Тарик видел, как на улицу въехала пароконная габара, груженная ящиками и тюками, поверх которых ножками вверх лежал примотанный веревками стол — явно везли домашние пожитки, — но кто это был из трех новообитателей, он не знал. Одно можно говорить с уверенностью: люди вполне политесные, солидные, определенно Цеховые — другим бы и не дозволили купить дома на их улице, где жили поголовно Светлые, и даже двое мелкого звания Чиновных, и Титор Долговяз, и даже дворянин худог Гаспер (не выпячивавший, но и не скрывавший своего полноправного дворянства).