Гроздья Рябины
Шрифт:
Германа вызвали на заседание парткома завода. В повестке стоял вопрос: “моральный облик коммуниста Вернера в связи с заявлением его жены”. Партийный секретарь Красноперов, выросший из комсомольских вожаков, недавно демобилизованный из армии и присланный на завод из райкома, носил гимнастерку и яловые сапоги, как истинный ленинец и борец против всяческих врагов партии. На заводе за глаза его называли петушком красноперым. Он ходил перед столом, где заседали члены, и обличал коммуниста Вернера.
Злая
А сейчас Красноперов петушком прохаживался перед партийным столом и гневно обличал печально сидящего на скамье подсудимых Германа:
– Это что же получается? Двоеженство! Живешь с двумя женами, а еще член Партии! Ну, мы это поправим. Партия – за чистоту ее рядов! И какой пример ты подаешь своим подчиненным?
Герман взорвался:
– Ни с одной я не живу, я с дочерью живу! (гнусный, двусмысленный смешок где-то позади).
Члены парткома выступали как-то вяло, говорили, что Герман еще молод, исключать пока не стоит, надо дать шанс исправиться. И главное, где брать главного механика взамен исключенного? В конце концов, решили: за моральное разложение объявить строгий выговор с занесением, исключить из Партии мы всегда успеем. И пусть работает!
А как быть с той, что разрушила семью? Объявить ей выговор нельзя, она не член, уволить с завода по профсоюзной линии тоже не получится, она молодой специалист. Положение спас мудрый главный инженер Лурье:
– Да, по положению, по закону уволить мы ее не имеем права, но я беру на себя это нарушение, пусть меня поругают, может быть, накажут, но мы сохраним семью, крепкая советская семья важнее всего, пусть эта девица уезжает домой и больше не смущает наших работников своими черными глазами.
Она уезжала через неделю. Последнее свидание. Горький запах увядающих степных трав, горечь расставания, горечь ее губ.
– Я люблю тебя и обязательно найду, хоть на краю света.
– Я приеду к тебе хоть на край света.
5
Дина не писала домой, что возвращается, и когда она появилась на пороге, Валентина Петровна растерялась от неожиданности.
– Дина? Что случилось? Ты в отпуск?
– Нет, Валентина Петровна, я насовсем. Уволилась и приехала.
– Как уволилась? Тебе же еще два года… А мама знает?
– Ой, Валентина Петровна, я так измучилась в дороге… Света на работе? Можно я отдохну, а вечером я всё расскажу…
Она лежала, пытаясь уснуть, но в голове была звенящая пустота. Гул самолета, на котором она прилетела, противный, надрывный
Всё произошло стремительно и неожиданно. Еще совсем недавно её жизнь имела четкие и понятные очертания. Самостоятельная и не очень обременительная работа, своя собственная лаборатория! Девчонки откровенно завидовали, заглядывали к ней в лабораторию, важно усаживались за стол и затевали озорную игру в "начальство". Дина, конечно, была директором, она назначала Тамару главным инженером, а Светлану – главным механиком. "Товарищ главный механик! А почему Вы не были сегодня у меня на оперативке? Объявляю Вам выговор!" – и все трое заливались смехом. Девочки, конечно, знали о том, что происходит между Диной и Германом, знали, что это не простой флирт, что это очень серьезно. У них на глазах разыгрывалась драма Настоящей Любви, о которой мечтает каждая, и от этого у девчонок перехватывало дыхание.
А потом произошло главное – Объяснение, и вихрь большого чувства закружил из обоих, окрасил весь мир в яркие краски. Конечно, у Дины были девичьи увлечения, и в школе, и в институте, но все они были мелки по сравнению с этим, и то, что это была Запретная, но чистая и невинная Любовь, создавало пикантное ощущения тайны и драмы, которая обязательно должна разрешиться. Он был особенный, непохожий ни на кого другого. Сильный, решительный, на всё способный, и в то же время робкий, как мальчишка.
А потом грянул этот громкий скандал на весь завод. Точно ее белье выставили на обозрение всем досужим сплетникам на заводе, и ее уволили. Грубо вышвырнули с завода. Сломали чистую мечту. И что же дальше? Уезжать к маме, в пыльный провинциальный городишко? Дина уехала оттуда, чтобы поступить в Горный институт, и все время учебы жила у тети Вали, у Валентины Петровны. Света, тетивалина дочь, похоже, никогда не выйдет замуж, и места им втроем в небольшой квартирке у вокзала хватало.
Вечером пришла с работы Света, они посидели за столом, всплакнули…
– Ну, вот что, – сказала тетя Валя, – никуда ты не поедешь. Будешь жить у нас, поступишь на работу, а там будет видно…
В отделе кадров завода Шахтной автоматики долго листали её трудовую книжку, вчитывались в последнюю запись: "уволена по собственному желанию" и недоумевали, как ее, молодого специалиста, могли уволить по собственному желанию. Не объяснять же им, что это это сделала добрая Надежда Ивановна из отдела кадров по личной просьбе Геры и из глубокого уважения к нему. А могла бы такое написать! Никто не принял бы на работу. В конце концов приняли конструктором в отдел, очень не хватало специалистов, и потекла нудная, тоскливая жизнь. Восемь часов отсидеть за столом, заполняя скушные таблицы, и ожидание писем из Караганды. Они приходили, яркие, веселые, смешные, но свозь браваду прорывались настоящие слова: тоскую, люблю…