Грозная Киевская Русь
Шрифт:
Мы знаем также, что, с другой стороны, и крестьянин-общин-ник не мог быть спокоен: ему непосредственно угрожали «буйные и гордые», «славы хотящие» и «имения ненасыщающиеся» богачи-землевладельцы. Об этом совершенно недвусмысленно говорят наши источники. На наших глазах, так сказать, идет борьба основных двух классов энергично феодализирующегося общества.
На княжеском дворе
В процессе феодализации наступающей и побеждающей силой является землевладелец (князь, дружинник, церковь), осваивающий землю, подчиняющий себе путем экономического и внеэкономического принуждения свободного общинника-смерда. Жертвы и итоги этого процесса мы видели. Это — закупы, изгои, рядовичи, сироты, попавшие в непосредственную зависимость от феодалов смерды, нищие, бедные люди, привлекаемые на работу к хозяевам через выдачу им вперед хлеба и денег. Все эти категории зависимого населения выхвачены из рядов свободного
Совершенно понятно, почему именно на это время, время усиления феодализирующего процесса, падают сведения о крестьянских движениях, часто сочетающихся с выступлениями и городских масс.
Рабских восстаний, характерных для античных обществ, мы в Киевском государстве не видим.
Единственный и мало правдоподобный намек на восстание рабов, приводимый Герберштейном в его «Записках» [324] и отвергнутый в свое время Татищевым [325] , едва ли может быть серьезно учитываем. Во всяком случае, без предварительного специального изучения происхождения этого предания в данном случае считаться с ним сейчас нет никаких оснований.
324
Герберштейн С. Записки о Московитских делах, с. 119.1908.
325
Татищев В. Н. История Российская, т. I, с. 377–378.
Значительное количество рабов в этот период истории Руси не должно нас смущать. Рабство обнаруживает здесь явную тенденцию к исчезновению. Церковь первая выбросила его из своего хозяйственного обихода, в боярских и княжеских вотчинах оно доживает приблизительно до конца XV в., когда и эти архаически организованные хозяйства стремятся освободиться от рабов, былого источника своей силы и могущества, теперь превратившегося в свою противоположность и ставшего несомненной причиной их слабости. На наших глазах рабство, таким образом, завершает полный цикл своего диалектического развития [326] . Но в IX–XII вв. оно еще не дошло до своего естественного конца, оно еще продолжает существовать в качестве уклада в недрах успешно развивающегося феодального общества.
326
Рабы XVII в. в подавляющем своем большинстве иного, вторичного происхождения и не тождественны с патриархальными рабами киевского и докиевского периода нашей истории.
VI. Важнейшие черты политического строя Киевской Руси
1. Предварительные замечания
Можно было бы обойтись и без этой вводной главы, если бы не особые обстоятельства, оправдывающие ее появление.
Дело в том, что как у старых, так и у современных нам историков нет определенного мнения о политической сущности Киевской Руси. Нет сколько-нибудь устойчивого решения вопроса даже о том, имеем ли мы право называть Киевскую Русь государством, далеко не ясны даты существования этого государства, весьма спорен и характер этого государства даже в среде тех историков, которые склонны считать Киевскую Русь государством.
Не буду приводить историографию вопроса, а ограничусь лишь несколькими примерами.
С. М. Соловьев в основу деления истории России на периоды кладет междукняжеские отношения, которые, по его мнению, обнаруживают «естественное развитие общества из самого себя». Первый период — от призвания Рюрика до Андрея Боголюбского, когда «княжеские отношения носят характер чисто родовой». Второй период — от Андрея до Калиты: «Здесь обнаруживается стремление сменить родовые отношения, вследствие чего начинается борьба между князьями Северной и Южной Руси, преследующими противоположные цели; эта борьба после раздробления рода сменяется борьбою отдельных княжеств с целью усиления одного за счет другого, окончательная победа остается на стороне княжества Московского». Третий период — от Калиты до Ивана III. Здесь «Московские владетели все более и более дают силы государственным отношениям над родовыми» и, наконец, период четвертый — от Ивана III до пресечения династии Рюриковичей есть период, когда окончательно торжествуют государственные отношения над родовыми, «торжество, купленное страшною кровавою борьбою с издыхающим порядком вещей» [327] .
327
С. М. Соловьев. История отношений между русскими князьями Рюрикова дома, с. IX–X. М. 1847.
Но, несмотря на господство «родового быта», в первый же устанавливаемый С. М. Соловьевым период нашей истории происходит событие, которое сам С. М. Соловьев называет началом Русского государства. Это пресловутое «призвание варягов». «Призвание первых князей, — пишет С. М. Соловьев, — имеет великое значение в нашей истории, есть событие всероссийское, и с него справедливо начинают русскую историю. Главное, начальное явление в основании государства…» [328] Стало быть, С. М. Соловьев различает несколько периодов в истории восточнославянского государства, среди которых первый, хотя и с большими оговорками, он тоже как будто склонен считать государственным (в начальной стадии его развития).
328
С. М. Соловьев.
В. И. Сергеевич, собственно говоря, никаких периодов в историю Древней России не вводит. Для него X или XVI вв. часто являются носителями одних и тех же принципов общественной и политической жизни. «…Древнейшие владетельные князья, известные нашей истории, родные братья Святославичи (Святослава Игоревича), улаживают свои отношения либо ратью, либо миром. Это было во второй половине X века. Совершенно то же наблюдаем и во все последующее время до полного исчезновения удельных князей» (до XVI в.) [329] . В другом месте он пишет: «Наша древность не знает единого „государства Российского“; она имеет дело со множеством единовременно существующих небольших государств. Эти небольшие государства называются волостями, землями, княжениями, уделами, отчинами князей, уездами» [330] .
329
В. И. Сергеевич. Русск. юрид. древн., т. II, с. 121.
330
Там же, т. I, с. 1.
Эти государства в лице своих князей находятся в известных отношениях, устойчивых, по мнению Сергеевича, на протяжении нескольких веков. Отношения эти определяются двумя принципами: либо договорами, либо семейным правом. Договоры действуют во взаимных отношениях князей-родственников боковых во всех возможных степенях родства. Семейное право определяет отношения князей-родственников в нисходящей линии, так как в этом последнем случае мы видим отношения детей и родителей. «Подчинение детей родителям выражалось в том, что при жизни отца сыновья никогда не были самостоятельными владетельными князьями. Если бы им и была дана в управление самостоятельная волость, они управляли бы ею в качестве наследников князя-отца, а не самостоятельных владельцев» [331] .
331
В. И. Сергеевич. Русск. юрид. древн., т. I, с. 121–122.
Сергеевич, стало быть, не выделяет особого периода, предшествующего периоду уделов, или периоду феодальной раздробленности. Некоторая разница в политическом строе доудельной Руси и Руси удельной заключается, по мысли Сергеевича, в том, что в доудельный период нет боковых родственников князя, а имеются лишь сыновья одного отца, киевского князя.
Иначе к вопросу подходит Владимирский-Буданов. Он считает, что отдельные земли в качестве союза волостей и пригородов под властью старшего города являлись уже государствами и до «призвания варягов». Князья-варяги застали везде готовый государственный строй [332] . Владимирский-Буданов не отрицает того, что династия Рюриковичей положила основание сближению между раздельными землями. Это выражалось в обязанности земель платить дань Киеву и в том, что они находились «под рукою» князя Киевского, но он до того далек от мысли признавать единство Киевского государства, что даже период уделов считает временем большего слития земель по сравнению с предшествующим их состоянием.
332
М. Ф. Владимирский-Буданов. Обзор ист. русск. права, изд. 5-е, с. 14–15.
М. А. Дьяконов в этом отношении очень близко примыкает к Владимирскому-Буданову. Он прямо говорит, что быт русских славян еще до призвания варяжских князей заключал элементы, необходимые для признания наличия государства. В Древней Руси «наблюдается значительное число небольших государств, границы которых подвергались постоянным колебаниям». «Эти древнерусские государства» носят названия «земель», «княжений», «волостей», «уездов», «вотчин» [333] .
В. О. Ключевский «первой местной политической формой, образовавшейся на Руси около половины IX в.» считает «городовую область», т. е. торговый округ, управляемый укрепленным городом, который вместе с тем «служил и промышленным средоточием для этого округа». «Вторичной местной формой» были, по мнению того же автора, «варяжские княжества»: «княжества Рюрика в Новгороде, Синеусово на Белом озере, Труворово в Изборске, Аскольдово в Киеве… Рогволодово в Полоцке и Турово в Турове». Ключевский полагает, что этот перечень не полон, что «такие княжества появлялись и в других местах Руси, но исчезали бесследно». «Из соединения варяжских княжеств и сохранивших самостоятельность городовых областей вышла третья политическая форма, завязавшаяся на Руси: то было великое княжество Киевское», сделавшееся центром торговым и политическим и объединившее вокруг себя славян и неславян. Киевское княжество «стало зерном того союза славянских и соседних с ними финских племен, который можно признать» первоначальной формой Русского государства. «Русское государство основалось деятельностью Аскольда и потом Олега в Киеве: из Киева, а не из Новгорода пошло политическое объединение русского славянства» [334] .
333
М. А. Дьяконов. Очерки обществ, и госуд. строя Древней Руси, изд. 3-е, с. 68, 70.
334
В. О. Ключевский. Курс русской истории, ч. 1, с. 131–144.