Грозная туча
Шрифт:
Бились до самого вечера — с одинаковым с обеих сторон увлечением.
Когда солнце уже клонилось к западу, Этьен, предводительствуя взводом, несся снова в атаку на Семеновское укрепление. Он изнемогал от усталости, так как почти ничего не ел весь день. Наполеон запретил строго-настрого удаляться им от своих отрядов, чтобы добыть себе пищу, а казенный провиант был ими давно уничтожен. От голода и усталости у Этьена звенело в ушах, голову ломило от дыма и смрада, нервы были напряжены до крайней степени. Тем не менее он врезался в наши ряды, рубя кого попало, но вдруг пуля пробила ему ногу, убив наповал его лошадь. Он свалился на землю, и никто не заметил его падения
Видел это происшествие один только Ксавье Арман. Он мог бы спасти своего командира, но зависть и злоба пересилили в нем долг чести, и он оставил без помощи своего начальника и земляка.
— Пусть пропадает выскочка!.. — прошипел он злобно и пронесся мимо беспомощно лежавшего Этьена.
Французы ворвались и заняли Семеновское селение. Но гвардейцы Финляндского полка вытеснили их оттуда штыками, и Этьен, раненый, остался на месте, занятом нашими войсками.
Он лежал среди груды тел, неподалеку от того места, где принял смерть Александр Алексеевич Тучков, и ждал ежеминутно, что его приколят или возьмут в плен. Он боялся пошевельнуться, чтобы не обратить на себя внимание, и это неловкое положение подле издыхающей лошади еще более усиливало его мучения. Он чувствовал, как изменяют ему силы с потерей каждой капли крови; в горле у него пересохло, голова становилась все тяжелее и тяжелее… наконец он лишился чувств.
Очнулся он от холодного мелкого дождя. Была уже ночь, все затихло кругом, только раздавались то тут, то там глубокие вздохи и стоны раненых. Кое-где мелькали огоньки, и видно было, как ополченцы проходили с носилками, унося на них раненых. Вдруг огонек мелькнул неподалеку от него и стал медленно приближаться, освещая две человеческие фигуры; но то не были ополченцы с носилками, а монах с фонарем в руке и возле него высокая женщина в темной одежде. Вот они уже подошли близехонько к нему, и молодая стройная красавица склонилась над трупом близлежащего русского офицера. Монах навел фонарь, но, видно, это был не тот, кого они искали. Ее бледное печальное лицо стало еще печальнее, и легкий вздох вырвался из ее груди.
— Нет, не он! — прошептала она чуть слышно.
Хотя Этьен не понял слов, сказанных ею по-русски, не понял смысл их, но этот мягкий голос показался ему таким симпатичным и добрым, что он решился заговорить.
— Помогите!.. — сказал он. — Ради всего дорогого для вас, помогите несчастному…
Молодая женщина, видно, поняла его, хотя он говорил по-французски. Она хотела подойти к нему, но старый монах остановил ее.
— Куда вы, Маргарита Михайловна? — спросил он ее сурово. — Ведь это француз!
Этьен, разумеется, ничего не понял из сказанного монахом; его внимание сосредоточилось только на имени Маргариты.
— Мою мать, как и вас, сударыня, — сказал он, — звали Маргаритой. Хоть ради ее дайте мне воды. Я умираю от жажды.
Маргарита Михайловна двинулась было к Этьену, но монах снова удержал ее.
— Что вы! — сказал он ей тревожно. — Или вы хотите навлечь на нас справедливый гнев наших солдат, помогая французу в то время, когда наши тут же умирают, не подобранные еще ополченцами! Разве вы не видите, что ратники падают от усталости, перетаскивая раненых, а все-таки не успевают подать помощь всем. Приберегите ваше вино для них.
Маргарита Михайловна грустно взглянула на несчастного француза, тщетно ожидавшего от нее помощи, и хотела идти далее, как вдруг фонарь монаха осветил его бледное лицо, и она была поражена сходством его с Санси. Она быстрым движением вырвала свою руку из руки монаха, подошла решительно к Этьену, нагнулась над ним и прошептала:
— Ваша
Этьен взглянул на нее лихорадочно блестевшими глазами и замолк. Он был уверен, что все это представлялось ему в бреду. Но вот бледное лицо красавицы склонилось еще ниже над ним. Она приложила к его губам фляжку с вином, и он принялся с жадностью глотать подкрепляющее питье.
Тихий голос между тем шептал ему:
— Я знаю вашего отца и уведомлю его о нашей встрече… Я не могу спасти вас, но оставлю вам эту фляжку с вином.
В это время к ним стали приближаться носилки.
— Что вы тут делаете? — крикнул грубым голосом один из ополченцев, несших их.
— Да это француженка! — отозвался фельдшер. — Пожалуйте, мадам.
Маргарита Михайловна гордо выпрямилась и сказала с величавым спокойствием:
— Я вдова погибшего генерала Александра Алексеевича Тучкова и явилась сюда с разрешения самого главнокомандующего искать тело мужа…
Фельдшер и ополченцы попятились и, пробираясь как-то бочком, вскоре исчезли из виду. Маргарита Михайловна положила подле Этьена фляжку и хотела что-то сказать ему, но он прервал ее, указывая место неподалеку от себя:
— Тут убит генерал Тучков. Но вы его не отыщете, сударыня: он погребен под грудами земли и новых тел.
Маргарита Михайловна не дослушала его, она стремительно бросилась к указанному ей месту. Старик монах последовал за нею, и Этьен снова остался впотьмах. Он, однако, более не чувствовал себя беспомощным. Он знал уже, что отец его жив, и надеялся увидеться с ним. Мысль эта наполнила его сердце радостью, он забыл на время свои страдания и следил за движущимся фонарем монаха, будто за своей путеводной звездой. Маргарита Михайловна в это время помогала монаху приподнимать убитых, всюду наваленных грудами.
Небо еще более заволокло тучами, пошел чисто осенний дождик, подул холодный ветер. В лагере французов не видно было ни одного костра, и ночная тишина нарушалась в их стороне только нашими казаками, то и дело тревожившими неприятеля своим внезапным появлением то тут, то там.
Ветер и дождь не давали разгореться кострам, разведенным и в русском лагере. И они больше дымили, чем горели, освещая только небольшие пространства тусклым неровным пламенем, при мерцании которого Тучкова и ее спутник монах представлялись некими мрачными привидениями. Наконец все затихло и на нашей стороне, только слышалось ржание голодных коней, рыскающих без всадников, да стоны и оханье раненых.
Вдруг началось движение в русском лагере. По всем направлениям поскакали офицеры главного штаба на своих усталых конях, развозя приказ Кутузова готовиться к отступлению. И всюду в ответ слышались возгласы неудовольствия и досады. Наши жаждали продолжать сражение и победить французов или умереть. Но главнокомандующий решил лучше отступать, нежели терять снова десятки тысяч людей и оставить страну беззащитной, во власти беспощадно грабивших ее алчных французов.
Один из адъютантов, проезжая мимо Тучковой, предупредил ее, что наши отступают к Можайску, и убеждал поторопиться с возвращением в обоз, так как скоро двинется в путь артиллерия. Долее медлить было невозможно и хотя Маргарита Михайловна и не отыскала своего убитого мужа, но она должна была удалиться. Она понимала, что промедление с ее стороны грозило ей страшной бедой: она могла попасть в плен к неприятелю. Тучкова быстро направилась к повозке, в которой приехала, поблагодарила монаха Колонского монастыря, помогавшего ей в поисках, простилась с ним, села в повозку и поехала к обозу.