Грозный год - 1919-й (Дилогия о С М Кирове - 1)
Шрифт:
Послушались конники Кочубея и стали разоружаться. Расстелили на снегу брезентовую палатку, и каждый подходил, бережно складывал свой клинок, карабин, подсумок, кинжал. Усатые и бородатые казаки прощались с оружием и плакали, как дети.
Взяв с собой эскадрон Ивана Завгородного, Кочубей ушел в степь. Их провожала чуть ли не половина бригады. В Москву мечтал попасть комбриг, к Ленину.
Бушевала метель. Трудно было пробираться степью. До Москвы - долгая дорога... На четвертый день на привале Кочубей сказал Ивану Завгородному:
– Придется, Ваня, вернуться тебе до бригады. Боюсь рисковать
– Возьми меня с собою, Иван!
– взмолился Завгородный.
– Не могу, Ваня!
– Кочубей обнял друга за плечи.
– Ты у меня лихой командир и рубака, а такой завсегда нужен в боях. Возвращайся! Пробейся к товарищу Кирову! Расскажи, как поступили с бригадой. Расскажи о кадюках, сидящих в штабе Двенадцатой армии.
Он выбрал себе из эскадрона десятерых конников, героев многих его походов, попрощался с остальными.
К вечеру среди пустыни Кочубей увидел хутор, обнесенный высокой стеной. Только хотели подскакать, а оттуда... пулеметная очередь, вторая, третья. Остановились и долго гадали: что за чертовщина?
Тогда Кочубей один подскакал к хутору. Видит: стена в сажень высотой. Поверху протянута колючая проволока. Бойницы. Выставлены дула пулеметов и винтовок. За стеной - блеяние овец, ржание коней, лай волкодавов.
Подъехал Кочубей к окованным железом воротам - тараном не прошибешь. Стал стучаться, людей звать.
В воротах открылось оконце, и показалась обросшая, волосатая рожа.
– Что тебе надо, человек?
– Какого дьявола стреляете по мирным путникам?.. Что за крепость?
– Мирные путники!
– Волосатый прикрыл один глаз, поскреб бороду. Говори, что просишь... путник?
– Отдохнуть. Погреться. Купить хлеба, мяса, махорки, корм лошадям.
– Многого ты хочешь... путник. Кто будешь?.. Белый, красный?
– Красный! Комбриг Иван Кочубей! Слыхал про такого кубанского казака?
– Слыхал. Так вот ты какой "путник"!..
– Волосатый пожевал губами. Ну, а я, знай, - степной король Пантелей Захаров.
– Ха, король!
– засмеялся Кочубей.
– Одного царя мы скинули с трона. Слыхал - Николашку?
– Слыхал. Николашка был немощный царь. А меня - не скинешь. Не проскочишь через забор! Пуля срежет, собаки разорвут. Так-то... путник!.. Хочешь - иди ко мне служить. Одной баранты больше десяти тысяч. Охрана нужна, а то много вашего брата путника шляется по степи. Зови и робят. Кормить буду до отвала да платить по рублю на день. Наживетесь и на грабежах. Тут недалеко ходят чумаки, товар возят. Да и обозов с беженцами хватает...
Кочубей повернул и пришпорил коня.
Волосатый крикнул вдогонку:
– Нет ли лишнего пулеметика? Бомбы? Патронов? Коней дам, овец сотню.
Кочубей пригрозил ему кулаком:
– Я тебе дам пулеметик!
И снова отряд ехал степью. Плохо было Кочубею. Он еле сидел в седле. Изредка делали привал, жгли костры из перекати-поля. Откапывали его в низинах, из-под снега и песка.
На седьмой день пути стало ясно, что и с таким маленьким отрядом не добраться до Царицына. До Царицына еще долгий путь. Тогда Кочубей повернул в сторону Прикумья. Думал: появится в станицах, поднимет казачью голытьбу
По обе стороны от него, высунув языки, роняя пену и задыхаясь, гнались четыре степных поджарых волка, а пятый из стаи - хромая волчица с взъерошенной шерстью - бежал позади Казбека, норовя повиснуть у него на хвосте. Но не угнаться было волкам за Казбеком. Не зря в бригаде его нарекли "крылатым". Первыми отстали волки справа, потом слева и наконец волчица.
Долго бежал Казбек по степи и вдруг рухнул на передние ноги, далеко отбросив Кочубея.
На какое-то время к комбригу вернулось сознание. Первое, что он почувствовал, сильный озноб. Бурка куда-то исчезла. Бекеша была расстегнута, блестели газыри на черкеске. Он пытался застегнуть бекешу, но пальцы не слушались. Поднял воротник, засунул онемевшие руки в карманы. И лишь потом огляделся.
Вокруг была снежная пустыня, залитая голубоватым лунным светом, где-то в стороне храпел загнанный волками Казбек, а неподалеку от него копошились какие-то тени. Он с трудом сообразил: волки! Нащупал на поясе маузер, шашку, подполз к коню, снял карабин с седла, все силясь вспомнить, как он очутился в степи, где его друзья-товарищи.
Старая хромая волчица, подняв морду, протяжно и тоскливо заскулила. Дрожь пробежала по телу Кочубея. Он разжал скрюченные морозом пальцы, сложил ладони в рупор, крикнул до боли в легких:
– Лю-ю-ю-ди-и-и... Бр-р-ра-ту-ш-ки-и...
Воем волков ответила ему пустыня, да ветер обдал колючим, как песок, снегом. Он понял - исход один: Казбека оставить волкам, а самому идти вперед. Только вперед! В Прикумье! Так и сделал. Потрепал боевого друга по гриве, отвернулся, выстрелил ему в ухо и пошел вперед. Но и десятка шагов не сделал Кочубей, как снова потерял сознание.
Очнулся он точно от долгого сна. Протер глаза. Вгляделся в неясное очертание лошадиной туши и рядом с ней увидел хромую волчицу с взъерошенной шерстью: она давилась кусками мяса. Остальные волки сидели поодаль, все еще задыхаясь от бешеного бега, и тихо скулили.
Кочубей закопался в снег и стал ждать.
Волчица пировала одна.
Но вот волки начали угрожающе выть и, пригнув морды к земле, с открытыми пенящимися пастями вдруг ринулись к волчице, отшвырнули ее в сторону и бросились к растерзанной туше коня. Началось волчье безумное пиршество!
Кочубей дал волкам всосаться в тушу, дождался, когда и волчица присоединилась к пиршеству, нацелился и трижды подряд выстрелил. Потом вскочил, выхватил свою узкую, как бритва, шашку, взмахнул - только свистнуло в воздухе - и надвое рассек раненую волчицу, а затем и двух других волков, поднял руку ко лбу и, словно обжегшись, отдернул ее: лоб пылал.