Грубиян. Табу на невесту отца
Шрифт:
– Эй! – я приподнимаюсь на локтях и тянусь за конфетой, но Макс дергает головой в сторону, перекладывая леденец за щеку. Вот же засранец! Я угрожающе стучу кулачком по его плечу. – Верни мой леденец на место. Быстро! – пытаюсь говорить серьезно, но видя на его щеке ямочку от самодовольной улыбки я, черт возьми, сдаюсь и со смешком утыкаюсь лбом в твердую и теплую грудь парня. – У тебя много дурных привычек, – бурчу и качая головой, перед тем как подложить под подбородок ладони и устроиться поудобнее. Так, чтобы видеть его лицо и голубые глаза, поблескивающие
– Это мне говорит человек, который варварски раскусывает чупа-чупсы? – Макс вытаскивает леденец изо рта, дразняще облизывая губы. – Кто вообще тебя этому научил, извращенка?
– От извращенца слышу. – Мой взгляд балансирует между лицом красивого подонка и клубничным леденцом, который я хочу раскусить, мать его! – И не твое дело, как я ем свои любимые сладости.
Он снова смеется, отвлекая меня от разработки плана, как мне вернуть свою сладость, и протягивает руку, чтобы провести пальцем по моей нижней губе.
– Ох, милая, как раз таки это мое дело, потому что именно этому кровожадному ротику я доверяю свой член.
– О, бо-о-оже, тебе стоит поработать над своей романтичностью, парень, – стону я и закатываю глаза, ощущая, как хриплый смех гулко вибрирует в мужской груди, отчего мое сердцебиение предательски ускоряется. – Ты донельзя испорчен, —говорю я с искренней серьезностью, но закусываю нижнюю губу, пытаясь сдержать усмешку.
– Все для тебя, дорогуша.
Морщу нос.
– Не называй меня так. Иначе меня вырвет прямо на тебя.
Макс разражается гортанным смехом, запрокидывая голову так, что мышцы на его шее и горло выпирают, как у гребаной скульптуры какого-нибудь бога.
– И это ты упрекаешь меня в романтичности? – саркастичный голос парня замечательно отвлекает меня от желания укусить его прямо за горло. Ох, проклятье, сейчас я могла бы возбудиться, если бы вовремя не установила внутренний барьер.
Делаю успокаивающий вдох и оказываюсь в ловушке восхитительного пряного аромата Милки, в очередной раз мечтая запатентовать его в своих легких, как это бы сделал Жан-Батист Гренуй. Конечно, мне бы не хотелось душить блондина, чтобы завладеть его одурманивающим запахом, но, если он не отдаст мою конфету, я определенно сделаю это. Только уже из других побуждений.
Вздрагиваю, когда этот подлец с громким причмокиванием перекатывает во рту мой леденец, а потом хмурюсь, прожигая его насквозь, хотя возможно он и не видит этого. Как я могу понять, когда он снова напялил на себя очки? Подаюсь вперед и быстро снимаю их, осторожно убирая на безопасное расстояние, после чего нависаю над высокомерным лицом и произношу предупреждающе:
– Верни чупик и мне не придется избивать тебя до смерти.
Макс окидывает меня скептическим взглядом, затем в ленивой манере вытаскивает изо рта леденец, чтобы произнести:
– Возможно, я бы поверил тебе, если бы ты не смотрела на меня так.
Удивленно выгибаю бровь:
– И как же я смотрю?
– Так, будто хочешь провести языком не по клубничной карамели, а по мне, мечтая затрахать меня до смерти.
Боже,
На мгновение я задумываюсь над его словами и даже представляю, как провожу по его легкой щетине языком, впиваясь укусом в этот проклятый волевой подбородок.
– Сделай это, милая, – хрипло подначивает блондин и касается моих губ леденцом. – Я ведь вижу, чего ты хочешь на самом деле. А что я тебе говорил на этот счет?
Открываю рот, и он кладет сладость мне на язык, после чего я осторожно смыкаю губы, но не сильно, оставляя ему возможность вытащить конфету и проделать вновь то же самое, отчего мое дыхание становится поверхностным.
– Никогда не отказывай себе, – мурлычет он хрипло, но я настолько сосредоточена на том, что он вытворяет чупа-чупсом у меня во рту, что даже не понимаю, о чем речь. Рядом с ним мозг, как и всегда, отказывается функционировать, желая только одного – его. – Будь честной в своих желаниях, Монашка.
Я с трудом сглатываю сладкую слюну, потому что манера, с которой блондин скользит конфетой по моему языку, напоминает о совершенно других вещах.
Из-за резкости в изменившихся чертах лица парня я лишь убеждаюсь в его намерениях. Сейчас в нем нет той дразнящей игривости. Когда дело доходит до секса он начинает вести себя как хищник. И я совру, если скажу, что мне не нравится эта его черта. Нравится. Потому что я тоже превращаюсь в животное. Жадное. Ненасытное и свободное. И только по этой причине между ног сейчас все сжимается в жадной потребности.
– Ты искушаешь меня разложить твое сладкое тело прямо на этом пляже.
От его честности мое дыхание ломается и застревает где-то в горле.
– Ты не сделаешь этого, – сиплю низким от возбуждения голосом, пока он вновь не затыкает мой рот леденцом.
– Попробуй, останови меня, милая.
Одним движением Макс переворачивает меня на спину, выбивая из груди взволнованный стон, и теперь нависает надо мной, упершись локтями по обе стороны от моей головы. Я едва не давлюсь конфетой, но в следующее мгновение он буквально вырывает ее из моего рта и, склонившись надо мной, проводит языком вдоль расщелинки между губ.
– Я не хочу останавливать тебя, – открываюсь ему с тихим стоном и позволяю углубить поцелуй. – Просто давай найдем более укромное место, – выдыхаю в перерыве, но вместо того, чтобы оттолкнуть, запутываюсь пальцами в волосах.
– Пару дней назад я трахнул тебя на нудистском пляже, – хрипло бормочет прямо мне в рот. – Так что заткнись со своим укромным местом. – Он кусает меня за подбородок, будто наказывает за оплошность. – Есть только ты и я, – его губы скользят по моим с обманчивой нежностью. – На остальных по хер, – едва ли не рычит, когда прикусывает нижнюю, но тут же все зализывает сладкую боль языком, словно смакует меня как изысканный десерт. Где-то отдаленно внутри я слышу бунтующий протест, но не могу сосредоточиться на нем, пока блондин пожирает меня и дает мне все, в чем я нуждаюсь. Превращая мое тело в дрожащее удовольствие.