Группа крови на плече. Смерти вопреки
Шрифт:
– Николай Яковлевич, – «якут» протянул мне руку, – спасибо за правильные и своевременные действия… – генерал сделал короткую паузу и сказал: – И отдельное спасибо за дочь.
– Служу Советскому Союзу! – на полном автомате ответил я и пожал протянутую мне руку.
Не отпуская ладонь, он провел взглядом по моей груди.
– Вьетнам?
– Так точно!
– Ладно, не тянись. Не на параде…
Тут его отвлек подошедший сзади мужик в прокурорской форме. Начал что-то нашептывать.
Воспользовавшись тем, что все внимание
– Яночка, какой же будет все-таки положительный ответ на мой вопрос?
– Я… А на какой?.. – с каким-то отстраненным вниманием она наблюдала над растущей у нее на столе горкой денег.
– Как на какой? – деланно удивился я. – Что делает такая прекрасная девушка завтра вечером?
– Ой, и вправду… – смутилась она. – Не знаю, после всего такого как папа решит…
Мамина дочка?.. Да, тогда тут может в очаровательной головке играть команда «Динамо».
– Папа непременно решит положительно, я почему-то совершенно уверен в этом. У вас тут сейф есть? – еще раз осматривая пол на предмет затерявшихся купюр, спросил я.
– А зачем?
– Как зачем? Мои деньги спрятать, а то вы сейчас упорхнете, а мне нужен огромный повод еще раз посетить это заведение и встретиться с вами.
– Ой, и правда – кажется, совсем оттаяла Яна. – Я сейчас займусь вкладом.
Мы совместными усилиями еще раз пересчитали деньги и сложили их стопочкой в стоящий за спиной Яны сейф. Мне выдали сберкнижку с печатями и… о чудо, бумажку с номером телефона.
Тем временем трупы унесли, опера собрали оружие, опросили Галю и других сотрудников сберкассы. К Яне даже никто не сунулся.
– А как у нас папу зовут? – наклонился я к девушке.
– Виктор Иванович… – Яна почему-то смутилась.
– Что-то не так?
– Он запретил мне что-либо рассказывать про себя.
Генерал кому-то позвонил с телефона золотозубой, кивнул дочери. Та сразу начала быстро собираться, поглядывая на меня.
– Я позвоню?
– Да, буду ждать!
Яночка уехала на папиной черной «Волге» с непростыми номерами, рыжий помощник военного прокурора – прям Незлобин один в один – отвел меня в сторону, начал писать протокол. Когда закончили, уборщики уже собрали осколки витрины и даже появились новые клиенты в сберкассе.
Ну и правильно – рабочего времени еще целый день, а тунеядцев в Союзе шибко не любят. Даже есть статья соответствующая. Не умеешь? Научим. Не хочешь? Заставим. Старый армейский принцип.
Прокурорские и следаки, всех опросив, рассосались, а я опять остался единственным тополем на Плющихе. И что теперь делать? Хотел после сберкассы посмотреть Москву, пропитаться так сказать духом Союза. Чтобы не выделяться. Как там пел Семен Слепаков?
Обещаю,Я потянулся, вышел на улицу. Мимо шли простые советские служащие, мамы с детьми. Только что позади меня валялись окровавленные трупы, пахло порохом. И вот эта пастораль – желтая бочка с квасом, птички поют… И я пропел уже в полный голос:
Куплю часы швейцарские, золотые,Ну, чтоб не выделяться, чтоб как все остальные.На них бриллиантов штук десять-пятнадцать,Иначе сразу начну выделяться…– Товарищ, простите, что вы сказали? – рядом остановился старичок с палочкой, поднял очки на лоб.
Ещё такой небольшой «мерседес» S-класса,Чтобы быть как газпромовцев серая масса…Я подмигнул старичку и быстро пошел в сторону метро.
Глава 2
Радовался я зря. По возвращению в часть меня уже ждали. На проходной стоял хмурый Незлобин, который сразу потащил меня к офицерским домам.
– Что-то случилось?
– Нас Тыква ждет у Гурьевых.
Я тяжело вздохнул. К вдове Ивана все собирался-собирался, но за неделю в Союзе – так и не выбрался. Сначала отписывался по инстанциям, заселялся, прошел еще один медосмотр. Потом какие-то пьянки-гулянки, что-то отмечали с новыми сослуживцами. Так сказать, вливался в коллектив.
– Тыква сильно злой? – поинтересовался я у Огонька.
Подполковника, который возглавлял нашу часть, звали Игнатом Степановичем Бошаром. Был он из молдаван, прошел в Осназе всю войну, даже немного успел побезобразничать в Корее. Как узнали в роте, Бошар – по-молдавски означало тыква. Эта кличка и приклеилась навсегда к невысокому и чернявому подполу. Как я понял, мужик он был мировой, о своих подчиненных заботился, выбивал всякие льготы и награды. Особенно для погибших.
– Нет, не сильно. Больше грустный… – Незлобин оглянулся.
Мы в одиночестве шли по еловой аллее к серому дому.
– Вот держи.
Огонек вытащил из портфеля пачку денег. Везет мне на бабки – прямо хоть обратно возвращайся в сберкассу.
– Продал половину кофе. Тут твоя доля. Пятьсот рублей.
– Десятками?
– Ну, так получилось… – пожал плечами Веня. – Могли вообще рублями дать.
Мы дошли до дома, поднялись на третий этаж. Позвонили в дверь, обитую бордовым дерматином.
Открыла нам круглолицая женщина с волосами, заплетенными в косу, и с заплаканными серыми глазами.