Грусть белых ночей
Шрифт:
Когда пришлют из Ленинграда новых женщин вскапывать поле, тяжко им придется: земля твердая, утрамбованная, словно ток.
В другом месте бойцы, вооружившись жердинами, досками, кидаются на проволочные заграждения. Колючая проволока в несколько рядов, сквозь них нужно сделать лазы, проходы.
Сергей раз за разом вырывается к землякам.
Василь Лебедь в своей стихии. Дисциплинированный, послушный. В гору идет — уже отделением командует. Широкоплечий, неторопливый в движениях, словах, он на всех производит хорошее впечатление. Тщательно отглаженная гимнастерка,
Костя Титок — в прежней роли: критикует существующее положение. Сергей больше не писарь, прицепиться не к чему, но Костя повод находит:
— Почему тебя в наш полк перевели?
— Сам попросился.
— Может, командир полка твой родной дядька? Попроси — пусть мне отпуск даст. До дому хочется.
Бывают минуты, когда Сергею неприятно, что рядом люди, с которыми рос, учился и которые все, до мелочей, про него знают. Он словно открывает для себя широкий, пусть опаленный войной мир, и то, что раньше было лишь общим понятием, теперь приобретает зримые, конкретные очертания, имеет прямое отношение к его собственной судьбе. Брянск, Сычовка, Вязьма, Ржев, а теперь вот Ленинград — не просто города. Они словно стали частицей души, всего, что в нее в это время западает.
Великое затишье на фронтах. В апреле освобождена Одесса, в начале мая очищен от немцев Крым, штурмом взят многострадальный Севастополь. И воцарилась тишина. Она, возможно, как всегда, перед грозой. Куда будет нацелен очередной удар могучей, как сжатая стальная пружина, армии, которая в некоторых местах достигла прежней государственной границы?..
Дело идет к победе, и Сергей теперь по-иному, совсем не так, как в оккупации, воспринимает известия о взятии городов. Если откровенно признаться себе самому, о Гале он думает теперь больше, чем о самых бурных военных событиях...
Подножка, охват за плечи, удар в челюсть — есть десятки приемов, способов повалить вражеского солдата на землю, одолеть его физически. Строевой, боевой, огневой подготовкой разведчики теперь не занимаются, а только такой вот борьбой. Жителей в деревне нет, даже девчат, присланных из Ленинграда вскапывать землю под огороды. Зато войсками забита вся окрестность. День за днем без конца маршируют, запевая «Священную войну», роты, батальоны, оглашая во время учебных наступлений победными криками «ура» никем не засеянные поля. На этих полях роются траншеи, сооружаются дзоты и другие укрепления, а потом артиллеристы их разрушают, стреляя боевыми, а не учебными снарядами.
Разведчики, наблюдая за этими занятиями, возятся друг с другом, внезапно нападают, наскакивают, заламывая назад руки, стискивая, словно железными обручами, шею. Автоматы, диски, рожки отложены в сторону, лежат отдельной кучей. В руках молодых проворных парней — ножи, веревки. Учатся, прячась в траве, маскируясь, незаметно подползать к специально выставленным дозорам, обезоруживать их, затыкать кляпом рот, связывать руки, волочить на собственной спине.
Старшина Кисляков, помкомвзвода Смирнов и другие старожилы взвода вооружены не
Сергею нагана не дали, но большой блестящий нож, который носят на ремне, в специальном футляре, у него есть. Многому успел научиться во взводе разведки Сергей. Может неожиданной подножкой, ударом кулака в челюсть любого свалить на землю, умело замаскироваться, определять дорогу ночью по компасу.
Рядом с полковыми разведчиками занимаются дивизионные. Они хваты еще большие. Все без исключения носят добытые у немцев пятнистые плащи-накидки, у многих трофейные «шмайсеры», разных марок пистолеты, наручные часы.
Дивизионная разведка — отдельная разведрота. Подчиняется командиру дивизии и начальнику разведотдела.
Авантюрный дух, царящий у разведчиков, идет от характера их занятий. Дивизионная разведрота, даже взвод полковой разведки выполняют поставленные задачи самостоятельно. Все тут зависит от смелости, ловкости, находчивости самих разведчиков. Потому-то лишний раз демонстрируют они свою непохожесть на других и в обычной обстановке, когда на задания не ходят.
Что-то похожее было у партизан. Может, поэтому Сергей легко проникся духом, царящим во взводе.
Один из дивизионных разведчиков — ладный, с приятным открытым лицом хлопец — знакомится с Сергеем. Узнав, что Сергей был в оккупации, как бы берет над ним опеку. Охотно отвечает на нетерпеливые вопросы Сергея — как чувствовал себя в сорок первом, сорок втором году, — рассказывает о боях на озере Ильмень, на Волхове, в которых участвовал.
Днем, в ясную, солнечную погоду, видны словно размытые, колеблющиеся очертания Ленинграда. Вечером они словно исчезают, растворяются в синеватом воздухе. Огней большой, настрадавшийся от артобстрелов город не зажигает. Но вечера становятся все светлее, длиннее. Когда показывают кино, сеансы начинают в десять. Ленинград — все-таки север, и май — это месяц, когда приближается пора белых ночей.
Как только выпадает свободное время, Сергей спешит в роту, к друзьям-местечковцам. Помкомвзвода Смирнов, давая разрешение на отлучку, удивляется:
— Откуда у тебя столько земляков? Я войну прошел и ни одного не встретил.
Сергей рассказывает помкомвзвода о том, как после освобождения эшелон с мобилизованными из райцентра, окрестных деревень влился в запасной полк, как хлопцы, учившиеся в одной школе, сговорились не разлучаться и что для этого было сделано.
Смирнов посмеивается:
— Фронт выбирали. Какой кому по вкусу...
У Василя Лебедя времени меньше, чем у Сергея: командир отделения имеет много дополнительных обязанностей. Однако, то прохаживаясь по улице перед домом, занимаемым взводом Василя, то присев на бревне за банькой, где по очереди парятся бойцы, друзья-товарищи находят минутку, чтобы перекинуться несколькими словами.
— Не думали, что попадем под Ленинград, — говорит Сергей.
— Какая разница?
— Хлопцы, что остались в запасном полку, могут попасть на Белорусские фронты. Гришка Буляк, Петро Гокель...