Грусть не для тебя

Гиффин Эмили

Я рычала, катая машинку по правому колену, и чувствовала себя немного глупо, совсем как мужчина, которому его дочь вдруг предложила поиграть в куклы.

К счастью, Макс, кажется, был доволен этими звуковыми эффектами. Я видела, как уголки его губ подрагивают в легкой улыбке. Это придало мне уверенности. Я изобразила звук мотора, а потом притворилась, что он забарахлил.

— Бах, бах, бах!

Джереми обожал так делать.

— Еще! — взвизгнул Макс.

Я повторила, забыв о том, что Джеффри за мной наблюдает и, наверное, критикует.

—

Р-р-р-р-р… — еще громче зарычала я, заезжая машинкой себе на ногу. Потом сняла носки, свернула их и засунула в кузов. — Вот. Это… груз, который ты должен отвезти… на завод в… в Ливерпуль.

Звучало вполне правдоподобно, и я почувствовала облегчение, подумав, что мальчишеские игры куда проще и забавнее, чем мне казалось.

— На завод в Ливерпуль! — весело повторил Макс.

Мы с Максом быстро подружились. Он без конца повторял мое имя, которое так мило звучало в его исполнении, водил меня за руку по квартире, показывал свои игрушки, даже настоял, чтобы я побывала в его комнате. Я наслаждалась этим и была счастлива оттого, что мы с Джеффри, кажется, преодолели последний барьер.

Позже вечером, когда Макса уложили спать, Джеффри пришел в спальню, сияя от радости.

— Отлично! Ты это сделала. Он тебя обожает.

Судя по всему, его отец — тоже.

— Правда?

— Да, — ответил он ухмыляясь.

— Ты рад? — спросила я, прижимаясь к нему.

— Сказочно рад, — сказал Джеффри, отводя волосы с моего лица. — Я просто безумно рад.

26

Джеффри пригласил меня поехать с ним и с Максом на Мальдивы, даже предложил купить мне билет. Я поколебалась и спросила:

— А где эти Мальдивы? Он выразительно взглянул на меня, точь-в-точь как делал Декс в начале нашего романа, когда я проявляла свое невежество.

— В Индийском океане, милая, — сказал Джеффри, гладя меня по голове. — Представь себе белые пляжи, кристально чистую воду, ветви пальм колышет легкий ветерок.

Как бы ни было соблазнительно предложение провести Рождество на пляже и как бы мне ни хотелось дальнейшего развития отношений с Джеффри, но я вежливо отклонила приглашение, мотивировав это тем, что лучше ему провести это время с сыном. По правде же говоря, я сочла неудобным оставить Итона в полном одиночестве. У него не было денег, чтобы полететь домой на Рождество, а Сондрина уехала на неделю в Париж, так что, наверное, он рассчитывал на мою компанию. Отчасти я была рада тому, что мы остались вдвоем. Скорее всего, это в последний раз перед тем, как у нас обоих должны были кардинально измениться дела на личном фронте.

Я подумала, что Итон чувствует то же самое, поскольку в сочельник он, проводив Сондрину, вернулся в самом приподнятом настроении и сказал, что без елки мы не останемся.

— Лучше поздно, чем никогда, — резюмировал он. И потому мы оделись потеплее и отправились в питомник. Конечно, лучшие экземпляры были уже распроданы, так что нам пришлось довольствоваться

маленькой елочкой, форма ее была далека от идеальной — ветви разной длины, тут и там проплешины. Пока мы дотащили ее до дома, на ней заметно поубавилось хвои.

Но когда мы украсили ее игрушками, к которым я добавила несколько пар своих самых блестящих серег, наша елочка преобразилась. Итон сказал, что это превращение напоминает ему фильм «Рождество Чарли Брауна». Я согласилась и объявила, что это самое замечательное Рождество в моей жизни, пусть даже раньше Декс всегда устанавливал в нашей квартире трехметровую ель.

Мы погасили свет в гостиной, зажгли гирлянду и долгое время просто смотрели на елку, слушали рождественские гимны и пили горячий яблочный сидр. После продолжительного молчания Итон повернулся ко мне и спросил, придумала ли я имена для детей.

Я сказала, что есть несколько вариантов, но ничего конкретного.

— Трэвор. Флинн. Джонас. Как тебе?

— Честно?

Я кивнула.

— Хм… ну… парня по имени Трэвор я однажды поймал, когда он воровал мое белье из сушилки в Стэнфорде. Флинн не очень хорошо звучит, а Джонасами обычно называют китов в океанариумах…

Я засмеялась и сказала, что тогда придется мне подумать еще.

— Не стоит менять свое решение из-за меня.

Я покачала головой:

— Нет. Хочу, чтобы имена тебе нравились.

Итон улыбнулся и предложил обменяться подарками.

— Отлично! — воскликнула я, хлопая в ладоши.

Он встал с кушетки, сел на пол рядом с елкой, поджав ноги, и протянул мне огромную коробку в серебристой обертке.

— Ты первая, — сказал он. Я тоже села на пол и аккуратно сняла оберточную бумагу, точь-в-точь как это делала моя бабушка, чтобы потом можно было использовать ее еще раз. Потом я открыла коробку и под еще одним слоем бумаги обнаружила великолепный серый шерстяной свитер из того самого магазина на Кингсроуд, мимо которого проходила столько раз.

— Не то чтобы это был свитер для беременной, но он очень просторный, и продавщица сказала, что женщины в положении их очень часто покупают, — объяснил Итон.

Я встала и надела свитер. Он был мне чуточку великоват, но выглядела я в нем отлично.

— Мне он очень нравится.

— Видишь, здесь есть пояс, — сказал Итон. — Так что можешь просто его ослабить, если сильно поправишься. Думаю, что сможешь надеть эту штуку, когда повезешь своих мальчишек домой из больницы. Он будет просто великолепно смотреться на фото.

— Так и сделаю, — согласилась я. Как мило, что Итон подумал о фотографиях. Он один из немногих мужчин, которому нравится составлять альбомы. Я взглянула на него и спросила, не займется ли он потом этим.

— Не хочу лишать этой чести Джеффри… но мне бы очень хотелось. Тебе решать.

— Джеффри все поймет, — сказала я, хоть и не была в этом уверена. Я надеялась, что так оно и будет. Это было единственное условие, при котором мог продолжаться наш роман.

Итон улыбнулся: