Грустная книга
Шрифт:
…18 января 1933 года был день рождения Станиславского — его 70-летие. Задолго до этого дня со всех концов света к нему шли восторженные приветствия и поздравления.
Из Художественного театра на квартиру Константина Сергеевича в день юбилея пришла небольшая делегация счастливцев от всех поколений нашего театра. До этого к Станиславским явились представители московских театров, пробыли долго и утомили Константина Сергеевича. К вечеру в его квартиру было проведено радио, по которому из ЦДРИ, или из ВТО (боюсь быть неточной) юбиляра приветствовали: ученики, артисты, режиссеры, деятели искусств.
В конце сезона 1933 года нам, участникам «Воспитанницы», сообщили, что
После показа на квартире Владимира Ивановича мы еще репетировали с Елизаветой Сергеевной Телешевой, и она старательно следовала его указаниям, но было очевидно, что до сцены филиала, до высочайших требований наших основателей театра мы не дотягиваем.
Показ «Воспитанницы» Константину Сергеевичу прошел, наверное, хуже, чем генеральная в филиале. Волновалась я исступленно, для меня это был двойной экзамен. Думаю, что выдержала я его не на высокую отметку. Я даже не могу точно сказать сейчас, весь спектакль мы играли или отдельные сцены.
Хорошо помню, что после показа в фойе Леонтьевского дома на мраморном столе стояли блюда с бутербродами и нас поили чаем. Помню, как Константин Сергеевич стоял по другую сторону стола с блюдом в руках и говорил: «Пожалуйста, не стесняйтесь, прошу вас». И секретарь Станиславского Таманцева больно толкнула меня в бок и прошептала: «Берите же, Константин Сергеевич держит, а ему нельзя». И я взяла бутерброд.
Говорил он с нами ласково, сказал, что, когда мы искренни и действуем по задачам, он нам верит. С Е. С. Телешевой разговор был без нас.
Вскоре последовало решение играть эти три спектакля выездными с афишей «Группа артистов МХАТ».
В отпуск 1933 года мы целый месяц каждый день играли наш спектакль под Москвой, в Рязани, Орле, Туле и в Воронеже. Возил нас Сергей Петрович Успенский.
Поездка была трудной из-за переездов, спали мало и кое-как, сидя в жестком вагоне, а однажды я спала даже на рояле. Но принимали нас благосклонно.
Измученные, но довольные приемом и заработанными деньгами, вернулись мы домой, и я заказала себе у знаменитого сапожника дорогие красивые туфли.
Отец не видел меня в моей первой центральной роли — у него не было времени выехать куда-нибудь на наш спектакль, а мама видела.
В отпускное время (два месяца) артисты Художественного театра любили ездить в Дом отдыха ВЦИКа «Титьково». Авель Сафронович Енукидзе считал возможным выделять в этот дом отдыха путевки артистам МХАТа. Досталась путевка и мне.
В необыкновенно красивом месте, на высоком берегу реки Медведицы стоял большой старый барский дом, оборудованный к тому времени как гостиница. Так же были оборудованы и все службы и флигели. В то лето там отдыхали Фаина Васильевна Шевченко с мужем Александром Григорьевичем Хмарой и дочкой Фленой, чета Кторовых — Вера Николаевна и Анатолий Петрович, Сергей Капитонович Блинников с женой Анной Коломийцевой, Морес и Комиссаров, Гаррель и Павел Массальский, Мария Титова — жена Кедрова, Варвара Вронская и я.
В отдельном дальнем домике жили дети Леонидова — Юра и Аня с мамой Анной Васильевной и дочери Судакова с бабушкой.
В Титьково много купались, мы с Титовой брали лодку, и я подолгу гребла, так как очень боялась потолстеть — кормили там вкусно. Ходили на дальние прогулки большой компанией, а вечерами играли в шарады. Сейчас не верится, что взрослые, известные, а то и знаменитые артисты могли играть так увлеченно и серьезно.
Упрашивали Фаину Васильевну и Александра Григорьевича петь под гитару старинные русские и цыганские
Больше мне в Титьково бывать не приходилось, но то замечательное лето осталось в памяти навсегда.
С октября 1933 года в театре стали готовиться к 35-летнему юбилею театра (к сожалению, Станиславские были за границей на лечении). В большом секрете готовился «капустник». Его сочиняли мастера шутки и розыгрыша: Блинниковы, Топорков, Петкер, Массальский, Станицын, Дорохин. Репетировали по ночам. Федор Михальский изображал свободного художника в блузе с бантом, безумно влюбленного, сочинявшего даме сердца смешные стихи. Иван Яковлевич Гремиславский, строгий заведующий постановочной частью театра, был печальным скрипачом во фраке, играл серенады той же даме. А мужем дамы был главный бухгалтер (фамилии не помню). Дамой должна была быть машинистка из месткома, но струсила, и ее заменила актриса Н. Михаловская. Эта «жгучая любовная трагедия» вызвала много веселья у зрителей.
Огромный успех выпал на долю участников танца маленьких лебедей из «Лебединого озера». Ими были четверо почтенных помощников режиссера: Н. Н. Шелонский, О. И. Поляков, С. П. Успенский и Платон Лесли. В мастерских Большого театра им сшили специальные балетные пачки, трико и туфли. Учил их балетмейстер Большого театра Б. Поспехин.
Когда открыли занавес, они совершенно серьезно и точно в музыку провели этот номер, их лысеющие головы украшали лебединые перышки (у иных в сочетании с очками), сбоку сидел в каске настоящий пожилой пожарник с виолончелью, хотя танцевали они под оркестр. В зале стоял стон, и им пришлось бисировать.
«Убил» всех Борис Николаевич Ливанов. Во все зеркало сцены спустили белый задник, на котором были нарисованы два трона — на одном Станиславский, огромный, в дамском туалете с бюстом, на другом — Немирович-Данченко, маленький, с коротенькими ножками. По бокам, на колоннах разной высоты, секретарши — Ольга Бокшанская с секирой и Рипсиме Таманцева с трезубцем. Над тронами в виде почти голого купидона с венками «летал» Александр Леонидович Вишневский, а внизу на скамьях по обе стороны — «старики»: Книппер-Чехова, Москвин, Леонидов, Лилина, Качалов и Тарханов. Внизу красовалась надпись: «Простите. Ливанов».
В зале и «свои», и гости рыдали от смеха, и, против правил, топали ногами, не давая убрать этот гениально написанный шарж.
Владимир Иванович в ложе вытирал глаза платком, его жена Екатерина Николаевна весело смеялась, а рядом с ними хохотал Авель Сафронович Енукидзе.
У меня был снимок этого ливановского произведения, но кто-то попросил переснять и, конечно, не вернул [8] .
К юбилейному банкету в «Новомосковском» ресторане готовились по подписке. Я внесла пай, но решила не ходить — у меня не было ни вечернего платья, ни вечерних туфель. Мои дорогие подруги Нора Полонская и Нина Ольшевская, накричав на меня, обозвав дурой и мещанкой, нарядили меня в Норино открытое вечернее платье, Нинины черные замшевые туфли и даже в ее беличью шубку (Нина почему-то не могла быть на банкете).
8
Снимок опубликован в сб. «Борис Ливанов». М.: ВТО, 1983.