Грустничное варенье
Шрифт:
— Я разве что-то сказала?
— Ты громко подумала.
Несколько кварталов они шли в тишине, и Лара украдкой изучала профиль Егора. Из его разбитой нижней губы сочилась кровь, и когда она собиралась в большую каплю, Арефьев слизывал ее. Лара гадала, где еще у него болит, наверняка повреждения в драке губой не ограничились. Она и сама ощущала, как отяжелела левая сторона ее лица от того единственного удара, и старалась не думать о том, как будет выглядеть завтра.
— У тебя кровь идет.
— Ты не представляешь, на что способен мужчина, когда
— Секс, всегда секс! Черт! — вскипела Лара. — Как будто все в этом мире вертится вокруг него! Ну неужели у людей нет ничего более важного, чем тереться друг о друга гениталиями? И думать о том, как бы потереться?
— Если ты так к этому относишься, ты глупее, чем я думал. Или просто не повезло… — в его глазах загорелся лукавый огонек, и Лара покраснела:
— Тебе еще и смешно?!
— Хм… Ты цела и невредима, я почти цел и невредим. Ничего трагического не случилось. И если уж начистоту… Не только Женек виноват в произошедшем. Почему твои джинсы не были заброшены в угол, или разодраны насильником в клочья, а преспокойненько лежали сложенными? А?
Он все-таки заметил. Был в гараже всего миг и все-таки заметил… Лара прикрыла глаза, давая себе время подумать. Никакого логического оправдания не находилось, и со стороны все произошедшее выглядело очень двусмысленно. Особенно со стороны Егора.
— И о чем ты думала, Лара? Я знаю, как все было, он сказал, но… О чем ты только думала?
Она тяжело вздохнула и обняла висящий у нее спереди рюкзачок. Вдалеке уже показалась вывеска гостиницы.
— Мой совет на будущее — не играй с мужчинами, даже самыми юными, они этого не любят… Так или иначе… — едва слышно пробормотал Егор, — я очень рад, что с тобой все в порядке.
Несмотря на то что утром ни один из них не возвращался к вечернему происшествию, в отношениях между Ларой и Егором что-то неуловимо изменилось. Как бы Ларе не хотелось этого признавать, она испытывала благодарность за вчерашнее спасение. Левая сторона ее лица немного припухла, щека ныла изнутри, разбитая о зубы в момент удара Женька, и вид ссадин на костяшках кулаков и раскроенной губы ее спутника будил в Ларе неведомое ей раньше тепло. Она вспоминала недавние слова Егора о том, что они должны быть сообщниками в этой дороге — вряд ли он имел в виду именно это, улыбалась Лара про себя. Но на душе у нее посветлело.
А еще она не могла выбросить из головы то, что Егор говорил, пока они брели до гостиницы. За его словами, за его советами Женьку, пусть даже преподнесенными ей в кратком выхолощенном пересказе, Ларе чудился другой опыт, другой Арефьев. Тот, кто точно знал, о чем говорит. Тот, кто не ходил в идеально скроенных костюмах. О ком она даже не догадывалась. Значит, он не всегда был уверенным в себе, безупречным Егором, для которого не существует трудностей. Были и тяжелые времена. Что она слышала о его детстве, о его взрослении, о его женщинах — о том, что предшествовало его знакомству с Лилей?
Но Егор помалкивал — по уже установившемуся между ними уговору, и она вела машину, следя за дорогой и резко отдергивая взгляд от очередного мертвого животного на сером асфальте. Сбитых животных было много, диких и домашних, и несмотря на то, что Лара строго-настрого запретила себе смотреть на них, еще ни одному человеку в мире не удалось проигнорировать смерть, ее глаза все равно цеплялись за эти кровавые дорожные вешки, и догадки подсовывались услужливым разумом так же мгновенно: вот собака, а этот рыжий комок, должно быть, лиса…
Они проехали километров двести, когда вдруг Егор потребовал:
— Останови!
Голос у него был непривычный, безжизненный.
— Что такое? — испугалась она.
— Останови, пожалуйста. Прямо сейчас.
Когда машина послушно замерла на обочине, Егор выскочил прочь. Лара встревоженно следила за ним, замершим у кустов, в боковое зеркало. Что-то явно было не так. Лара отстегнула ремень и вышла. Ей сразу бросился в глаза пепельный цвет его кожи и мелкое, поверхностное дыхание.
— Боже мой, да тебя укачивает…
— С детства, — пробормотал Егор и согнулся пополам.
Лара сходила в машину за бутылкой воды и протянула ему:
— Это потому что ты едешь… на заднем сиденье?
Егор нехотя кивнул. Лара продолжала допытываться:
— И ты терпел весь вчерашний день?
— А что прикажешь делать? — слабо отозвался он. Конечно, ведь она так рьяно защищала переднее кресло, оставив его для Лилиного праха… — Мятные конфетки сосал.
Ларе стало стыдно:
— Ты мог бы объяснить…
На мучнистых губах Арефьева зародилась усмешка, и, хотя он промолчал, смысл ее был понятен.
Они вернулись к джипу, и Егор открыл заднюю дверь, собираясь занять место.
— Подожди, — Лара коснулась его руки и тут же убрала. — А за рулем тебя не укачивает?
— За рулем никого не укачивает. Думаешь, почему я научился водить, как только мне исполнилось четырнадцать?
И она все-таки решилась:
— Тогда поведешь ты. А потом поменяемся, и ты можешь сесть вперед. Раз уж такое дело…
Изредка попадались самодельные указатели на озера и рыбхозы, иногда озера проносились мимо — в этих местах озер было невероятно много. А вот людей и населенных пунктов не встречалось вовсе. И Лара впервые ощутила, что она не просто наедине с Егором в дороге, она наедине с ним в целом мире.
Она включила диск с классикой рок-н-ролла и отыскала на нем «Surf Rider». Своим настроением, пронзительностью эта старая мелодия так напоминала свободу. Пу-те-шест-вие… Гитарные переборы, образ далекого горизонта, ветра в лицо, развевающихся волос — и ощущение надежды, что за бледнеющей полоской, где небо льнет к земле, ждет что-то хорошее… Лара хотела послушать всего одну композицию, не уверенная, что Егору нравится подобная музыка, и при начальных нотах следующего трека потянулась к кнопке «стоп», но Егор мягко остановил ее руку: