Грустный шут
Шрифт:
В тюрьме он освоил карточную игру, но и за карточным столом не раз терпел жестокое поражение. Ловкие шулеры, случалось, раздевали его догола.
В России тоже не повезло. Памятник молодой державе, рвущейся из тьмы и дикости к цивилизации и просвещению, закончить не удалось. Царь умер, о скульпторе забыли, как, впрочем, и о самой России. Теперь не она рвалась из камня, ее рвали на части.
Мечтатель, однако, не унывал и, сидя с Бармою в подземелье, рисовал углем на стене выношенный в мечтах город. Подле Бармы, лежавшего на подстилке, сжавшись в комочек, дрожал зайка. Он, как и хворый
Пинелли вспоминал о зайце лишь тогда, когда отвлекался от своего замысла, сулившего человечеству всеобщее благоденствие. Для его достижения оставалась какая-то малость: собрать воедино людей, вдохновив их великой идеей, и начать с ними перекраивать этот оголтелый мир. Но прежде нажить несколько миллионов.
Вот зеленая роща перед городом, сотворенным из белого мрамора; вот лестница, ведущая на высокий холм, к главным воротам. Всяк, ступивший сюда, должен оставить помыслы о Дантовом аде, устроенном людьми на земле. У ворот любого встретят мудрые и великодушные наставники, проведут по хитрому лабиринту улиц, устроенному так, что, начав свое перевоспитание на первой улице, к последней человек приходит совершенно иным — прозревшим и образованным. И тут его ждет Храм науки. Впоследствии, сменив престарелых учителей, он сам примется учить вновь прибывших. Учителям же уготовано… Задумавшись, как быть с почтенными учителями, уже непригодными по старости к активной общественной жизни, Пинелли и не расслышал, как открылась тяжелая дверь. В сопровождении офицера и двух солдат вошел сам князь Меншиков.
— А где ж второй? — спросил он. — Мореход где?
— Так вот же он, — указал офицер на Пинелли.
— Этот грач? — брюзгливо скривился светлейший. — Ты много пьешь, Першин.
— Он назвал себя братом.
— Мы братья… по духу братья, — подтвердил Пинелли. И вдруг его озарило: «Почему бы не воспользоваться счастливым случаем и не попросить денег у этого сановника? Он сказочно богат. У него четыре города, множество деревень и, если верить слухам, огромные вклады в иностранных банках. Зачем одному человеку столько богатств?»
— Сеньор, вы не могли бы пожертвовать мне несколько миллионов для одного великого проекта? — спросил Пинелли, кланяясь князю, и без того принявшему его за сумасшедшего.
— Он точно спятил, — пробурчал Меншиков, сурово взглянув на Першина. — Мне брат его нужен, — сказал, ткнув пальцем в бредившего Барму. — И Юшков…
— Найдем, — пообещал Першин. — А с этим что делать?
— Гони прочь. Пока он не потребовал у меня все мое состояние.
— Сеньор, вы не поняли. Вот город Счастья… Я объясню вам… Позвольте!
Но солдаты уж волокли его к выходу. На стене остался недорисованный город. Светлейший дотронулся до него пальцем, хмыкнул и брезгливо отер палец платком:
— Ххэ, счастья! Ишь
— Ему лекарь нужен, — нарушил молчание Першин. — Этот парень знает про Фишера, про Юшкова…
— Нужен — пошли, — приказал князь, отворачиваясь. — Да гляди за ним лучше, чтоб не утек.
— Ежели токо на тот свет, — ответил Першин, пнув в угол зайца.
— Сперва потолковать с ним желаю.
— Жив будет, — пообещал Першин. — А тех хоть под землей да сыщу.
Без брата Митя растерялся. Кирша, во всем разуверившийся, ежедень пьяный, был не помощник.
— Жи-ить неохота, — жаловался он, скрипя зубами. — В монахи пойду. Аль напьюсь…
— Да ты и так пьян в стельку, — осуждая, качал головой Митя. Потеряв Машу, сутками бродил по городу, искал следы ее и не мог найти.
— Ни коней у меня, ни сестры-ы, — ныл Кирша, наводя на лейтенанта тоску. — Сиротинушка я!
— Мне лучше, что ли? — взорвался всегда спокойный и застенчивый Митя. — Брат в остроге, невесту татарин отнял… И все, что было при мне, из-за тебя пустил по ветру. Молчи лучше!
Кирша не слышал его, бился головою о стенку, плакался на судьбу.
— Молчи, слышь? Кому сказано! — вскричал Митя и, столкнув ямщика на пол, уже спокойно потребовал: — И стены башкой не порть.
— Пошто бьешь меня? Меня-а, сироту-у! — обиделся Кирша и полез в драку. Силы были не равны, и в конце концов, помирившись, они сели за выпивку.
Пинелли нашел их пьяными и плачущими. Не спросив, где пропадал, почему худ и в щетине, ямщик и Митя принялись жаловаться ему на свои беды.
— Тут нужно помыслить, друзья мои, — успокоив их, сказал Пинелли. — Тимофея нет — это раз. Невесты твоей — это два…
— Ничего нет — это три, — безнадежно махнул рукой Кирша, полагая, что от итальянца никакого толку не будет.
— Три — это мы, — с воодушевлением воскликнул Пинелли. — И мы открываем наши действия. Но прежде нужно раздобыть немного денег.
— Опять денег? — ужаснулся Митя, которому деньги ничего, кроме несчастий, не приносили.
— Да, мой друг, — с покровительственной улыбкой кивнул Пинелли. — К сожалению, все в этом мире делается за деньги. Есть лишь один город на свете, где деньги презрели. То есть он в замыслах пока, — поправился тотчас — Деньги — лучшие слуги. Они откроют нам все двери, развяжут все языки.
— Но где их взять?
— Есть много способов раздобыть деньги. Один из них — карточная игра.
— Я в карты не умею… — признался Митя, при этом подумав, что вообще немного умеет, если не считать мореходства. А кто в нем теперь нуждается?
— Зато я умею. Вам с этим господином останется лишь… — слово «господин» Киршу покоробило, и Пинелли, заметив это, осекся.
— Зови его Киршей, — подсказал Митя.
— Кирша? Ну что ж, господин Кирша, — вы должны с Митей сберечь то, что выиграю я…