Грядущее восстание
Шрифт:
Искры большого пожара 2005 года непрестанно тлеют в умах. Эти первые радостные фейерверки — боевое крещение, открывающее десятилетие, которое так много нам сулит. Медиа-сказка про «пригороды против Республики» весьма эффективна, но неправдоподобна. Бунт дошел и до кварталов в городских центрах, что методически замалчивалось в СМИ. В Барселоне из солидарности палили целые улицы, но знали об этом только их жители. Замалчивается также и то, что с тех пор страна по-прежнему вспыхивает то здесь, то там. И среди обвиняемых в этих поджогах мы обнаружим людей самого разного происхождения, которых объединяет только одно: ненависть к существующему общественному устройству, а вовсе не классовая, расовая или территориальная принадлежность. Новизна здесь не в самих «пригородных бунтах» — даже бунты 1980 года были уже не новы, [2] — а в разрыве с его устоявшимися формами. Бунтовщики не слушают никого — ни «старших братьев», [3] ни местные ассоциации, призванные нормализовать ситуацию. Никакой «SOS Расизм» [4] не сможет пустить свои раковые метастазы в это событие. Только усталость, фальсификация и круговая порука молчания смогли создать иллюзию того, что все закончилось. Позитивная сторона всей этой череды ночных ударов, анонимных атак, бессловных разрушений видится, по крайней мере, в том, что они поставили нас перед зияющей пропастью, которая разверзлась между политикой и политическим. И действительно, никто теперь не сможет, не покривив
2
Речь идет о бунтах молодежи магребинского происхождения, начавшихся с пригородов Лиона (Воль-ан-Велен, Менгет), в 1979–1981 годах. Поводом для них стали ранения и убийства нескольких подростков полицией.
3
Фр. Grands freres. После бунтов в лионских пригородах, власти этих «трудных кварталов» ведут так называемую политику «старших братьев». Она состоит в том, чтобы выделять среди местной молодежи авторитетную когорту, парней 20-ти и более лет, нанимать их на временную службу, с тем, чтобы они поддерживали социальный мир на своих территориях и обуздывали «трудных подростков», говоря с ними на их языке, обретаясь в тех же местах, что и они. В политике «старших братьев» содержалось признание неэффективности традиционной государственной социальной работы. 2005 год показал существенное уменьшение роли «старших братьев», в том числе, вследствие окончания специальной программы «Молодежная занятость», которая их финансировала.
4
«SOS Racisme» — французская антирасистская ассоциация, созданная в 1984 году при прямом содействии и участии правящей тогда Социалистической партии. Критика радикальных левых в ее адрес состоит в том, что она инструментализировала и подмяла под себя изначально более радикальное антирасистское движение, сфокусировав внимание общественности на необходимости разработки специальных образовательных программ для средних школ «трудных пригородов» и на улучшении оснащения этих территорий локальными торговыми, ассоциативными и транспортными инфраструктурами. Вплоть до сегодняшнего дня, такая «территориально-образовательная» концепция решения проблем пригородов остается доминирующей. Франция принципиально отказывается вести политику «позитивной дискриминации» при приеме на работу, и разрабатывать специальные программы интеграции молодежи второго поколения иммиграции через сферу занятости.
5
Кровавая неделя (22–28 мая 1871 года) — финальный эпизод Парижской коммуны, подавление коммунаров версальской армией и их массовый расстрел.
6
Европейская сеть дешевых супермаркетов.
7
New deal — так американский президент Франклин Рузвельт назвал свою социально ориентированную политику, призванную бороться с последствиями Великой Депрессии.
Как же решается эта проблема? Давление и, вместе с ним, территориальный полицейский контроль будут только усиливаться, чтобы гарантировать, что ничего не произойдет. Беспилотный самолет, который, по признанию самой полиции, совершил контрольный полет над департаментом Сэн-Сен-Дени [8] 14 июля прошлого года, рисует нам картинку будущего в более правдивых тонах, чем все возможные гуманистические словоблудия. И тот факт, что сочли нужным уточнить, что он не был вооружен, дает довольно ясное представление о том, на какой путь мы встали. Территория будет поделена на все более многочисленные взаимонепроницаемые зоны. Автомагистрали, пролагаемые по краю «сложных кварталов», возводят невидимую стену, которая вполне способна защитить от них малоэтажные буржуазные пригороды. Что бы ни думали об этом правоверные республиканцы, управление кварталами, основанное на разделениях между «сообществами», считается наиболее действенным. Посреди этого грядущего все более сверкающего и изощренного распада, городское меньшинство, живущее в основных городских центрах, будет вести свою роскошную жизнь. Вся планета будет освещена огнями этого богатого публичного дома, в то время как спецназ и полицейские патрули будут размножаться до бесконечности, а правосудие будет все более безнаказанно их покрывать.
8
Департамент Сэн-Сен-Дени считается одним из самых проблемных, в силу высокой концентрации там социально уязвимого населения, состоящего из иммигрантов и их потомков.
Тупик настоящего заметен везде и во всем, но его повсюду отрицают. Современные психологи, социологи, литераторы, каждый на своем жаргоне, с небывалой оживленностью пытаются об этом рассуждать, однако бросается в глаза отсутствие у них каких-либо выводов. Достаточно вслушаться в песни эпохи, — с одной стороны, остроумные пустячки «французского шансона», в котором мелкая буржуазия препарирует свои состояния души, с другой стороны, объявления войны радикальными рэперами из группы «Mafia К’1 Fry», — чтобы понять, что это зыбкое сосуществование
Эта книга подписана именем воображаемого коллектива. Ее составители не являются ее авторами. Они довольствовались тем, что слегка упорядочили общие места эпохи и придали стройности бормотанию в барах и за закрытыми дверями спален. Они лишь зафиксировали неизбежные истины, те, повсеместное вытеснение которых приводит к переполнению психиатрических больниц и вызывает боль во взглядах. Они почувствовали себя летописцами этой ситуации. В том и преимущество радикальных обстоятельств, что их точное представление по всей логике приводит к революции. Достаточно сообщать о том, что разворачивается у тебя перед глазами, и не утаивать тот вывод, который при этом напрашивается.
Круг первый
«Я тот, кто я есть!»
«I AM WHAT I AM». Таков последний подарочек маркетинга миру, такова высшая стадия рекламной эволюции, которая далеко переплюнула все предыдущие увещевания «быть другим», «быть самим собой» и «пить Пепси». Десятилетия развития концептов и концепций, и ради чего? Чтобы прийти к чистой тавтологии. «Я»=«Я». Он бежит по бегущей дорожке перед зеркалом своего спортивного клуба. Она возвращается домой, за рулем своей Smart. Суждено ли им встретиться? «Я ТОТ, КТО Я ЕСТЬ». Мое тело принадлежит мне. Я есть я, ты есть ты, и все плохо. Массовая персонализация. Индивидуализация всех условий — жизни, работы, несчастья. Вялотекущая шизофрения. Прогрессирующая депрессия. Атомизация, распад на мельчайшие параноидальные частицы. Истеризация всякого человеческого контакта. Чем больше я хочу быть Самим Собой, тем более меня снедает ощущение пустоты. Чем яростней я самовыражаюсь, тем более я выдыхаюсь. Чем суетливее я ношусь в поисках себя, тем более я устаю. Я хватаюсь, ты хватаешься, мы хватаемся за наше «Я», как за постылую подпорку. Мы превратились в представителей самих себя — весьма странное занятие! — в гарантов собственной индивидуализации, которая, в итоге, подозрительно смахивает на ампутацию. И мы, с хорошо или плохо скрываемой неуклюжестью, делаем вид, что владеем ситуацией, пока не приходим к полному краху.
Но пока этого не произошло — я рулю. Поиски себя, мой блог, моя квартира, последние модные безделушки, сердечные дела, перетрах… Сколько же костылей нам требуется для поддержания своего «Я»! Если бы «общество» еще не стало полной абстракцией, то этим понятием можно было бы обозначить весь набор экзистенциальных ходуль, которые мне протягивают, чтобы я еще какое-то время смог тащиться по жизни через всю череду зависимостей, которые я приобрел ценой своего самоопределения. Инвалид — такова грядущая модель гражданина. Предчувствуя это, ассоциации, эксплуатирующие ее, требуют теперь обеспечить ему гарантированный минимальный доход. [9]
9
Гарантированный минимальный доход (фр. revenu d'existence) — проект, в соответствии с которым определенная (небольшая) ежемесячная сумма должна поступать на счет каждого гражданина данной страны, в соответствии с критерием гражданства, и вне зависимости от наличия/отсутствия других трудовых или нетрудовых доходов, частичной или полной занятости или безработицы. Этот проект вызывает много дебатов, так как ставит под сомнение существующую при капитализме меритократическую систему вознаграждения, отделяя доходы от занятости — настоящей или прежней (в случае пособия по безработице). Он означает замещение нынешней системы социальной защиты, при которой, чтобы получать денежное пособие, нужно доказывать отсутствие других источников доходов, инвалидность, усилия по поиску работы и/или невозможность ее найти, и т. п. Работа, таким образом, должна будет превратиться в свободный выбор индивида, перестав быть жестокой необходимостью выживания. Считается, что большее развитие, таким образом, получит ассоциативный, активистский, добровольческий сектор деятельности. Поначалу безусловный прожиточный минимум пропагандировался только в ассоциативной и университетской среде разных стран: например, AIRE (Association pour l’instauration d’un revenu d’existence — Ассоциация за введение гарантированного минимального дохода) или BIEN (Basic Income Earth Network — Всемирная сеть базового дохода) — координационная сеть европейских ассоциаций, борющихся за введение гарантированного минимального дохода. В 2004 году этот принцип принят в Бразилии. С 2008 года эта идея начинает проникать на правительственный уровень в разных странах мира (Испания, Ирландия, Франция, Финляндия…). — Здесь и далее, примечания переводчика.
Вездесущее требование «что-то из себя представлять» поддерживает патологическое состояние, которое и делает это общество столь необходимым. Требование быть сильным производит слабость, благодаря которой оно и существует, вплоть до того, что всё словно бы принимает вид некой терапии, даже работа или любовь. Вспоминаете все эти «Как дела?», которыми мы обмениваемся на протяжении дня? Они напоминают периодические замерения температуры, которые делаем друг другу мы, граждане общества пациентов. Общение теперь запряталось в тысячи маленьких ниш, тысячи микроскопических прибежищ, где мы укрываемся от холода и где нам все-таки комфортнее, чем снаружи, на морозе. И в этих нишах все фальшиво, поскольку служит лишь тому, чтобы согреться. И ничего значительного произойти тут просто не может, потому что сидя в них, мы ничего не видим и не слышим, а заняты только тем, что вместе дрожим мелкой дрожью. Скоро единственное, что будет объединять это общество, так это стремление всех социальных атомов к иллюзорному излечению. Это теплостанция, турбины которой крутятся гигантским удержанием слез, готовых пролиться в любой момент.
«I AM WHAT I AM». Никогда еще господство и подавление не находило таких безупречных лозунгов, как этот. Поддержание «Я» в состоянии перманентного полураспада, хронического угасания — таков самый строго хранимый секрет современного порядка вещей. Слабое, тоскующее, самокритичное, виртуальное «Я» и есть, по сути своей, тот самый субъект, приспособляемый до бесконечности, который нужен производству, основанному на инновации и быстром устаревании технологий, который столь необходим для постоянного перекраивания социальных норм, для триумфа общества всеобщей сгибаемости. Это «Я» — самый жадный потребитель и, в то же время, как ни странно, самый эффективный производитель, который бросается со всей своей жадной энергией на каждый новый проект, прежде чем снова вернуться к изначальному личиночному состоянию.
«ЧТО ЕСТЬ Я»? С раннего детства «Я» пронизывают потоки молока, запахов, историй, звуков, привязанностей, сказок, веществ, жестов, идей, впечатлений, взглядов, напевов и еды. Что есть «Я»? «Я» всеми фибрами своими связано с местами, страданиями, предками, друзьями, Любовями, событиями, языками, воспоминаниями, со всякого рода вещами, которые, совершенно очевидно, не являются «мной». Все, что привязывает меня к миру, все эти населяющие меня силы вовсе не сливаются в некую монолитную идентичность, которую меня принуждают лелеять и выставлять напоказ. Все эти силы образуют существование, живое, уникальное, разделяемое с другими, откуда периодически высовывается то самое существо, которое говорит «Я». Наше ощущение внутренней несостоятельности есть лишь следствие этой дурацкой веры в субстантивность «Я» и нашего небрежного отношения к тому, ЧТО это «Я» составляет.
При виде слогана Reebok «Я ТО, ЧТО Я ЕСТЬ», увенчивающего шанхайский небоскреб, накатывает тошнота. По всему миру Запад засылает своего троянского коня — эту убийственную антиномию «Я»/мир, индивид/группа, привязанность/свобода. Свобода — это вовсе не избавление от наших привязанностей, а практическая способность ими распоряжаться, устанавливать и углублять их, двигаться благодаря им. Семья становится адом только для тех, кто не смог или не захотел бороться с ее выморочными деморализующими механизмами. Свобода отрыва всегда была лишь призраком свободы. Невозможно избавиться от стесняющих нас пут, не потеряв вместе с тем и то, к чему мы могли бы прилагать свои силы.