Грядущий мир. Катастрофа
Шрифт:
— Итак, церковь разделяет наши взгляды.
— Церковь разделяет… благословляет.
Его преосвященство делает благословляющий жест, торжественно прощается и торжественно уносит свое накрахмаленное тело из кабинета хлебного короля.
Лицо Ундерлипа тотчас же размораживается, и он, приоткрыв дверь, звенит:
— Ди-ди-дим… Кто следующий?
В промежутке времени, пока входит следующий, Ундерлип хлопает себя по тому месту визитки, где находится боковой карман с бумажником, смеется:
— Ха-ха-ха! Церковь. С божьей помощью.
Следующий —
— Я доволен вами, мистер… Дри-ди…
Верхняя половина туловища Редиарда Гордона устремляется к Ундерлипу, тогда как нижняя, утвержденная на желтых массивных ботинках, остается на месте:
— Мистер, наша газета…
— Моя газета, — поправляет Ундерлип.
— Ваша газета, мистер, завтра открывает кампанию за высокие пошлины на иностранный хлеб.
— Отлично, мистер. Высокие пошлины — дорогие цены, дорогие цены — большие дивиденды, большие дивиденды… Ди-ри-ди-дим…
— Хи-хи-хи!
Ундерлип отпирает правый ящик письменного стола.
В правом ящике — белые пакеты, и в каждом пакете цветные бумаги с водяными знаками и затейливыми подписями членов правления акционерной компании «Гудбай». Акции. Один такой пакет он протягивает Редиарду Гордону.
— Завтра общее собрание акционеров. Есть оппозиция. Здесь сто акций, мистер. У вас будет сто голосов, мистер. Сто голосов против оппозиции.
Редиард Гордон прижимает пакет к сердцу.
— Есть, сэр. Позвольте выразить…
— До свиданья. Ди-ди-ди!
Следующие и еще следующие. Ундерлип опустошает свой ящик с пакетами и умножает число голосов против врагов своего правления. Ну-ка, прикинем, дри-ди-ди! Его преосвященство стоит пять тысяч акций.
Когда из собрания акционеров его преосвященство подаст голос, то это будет не один голос, а пять тысяч голосов, черт возьми! А эта куриная нога? Сто голосов. Закон? Ундерлип раздает голоса из ящика своего стола с глазу на глаз и плюет на закон. У правления остается законное число акций. Комар носа не подточит. Ди-риди-дим.
А на улицах, а на бульварах, а в скверах манифестируют чистокровные американцы, патриоты с оркестрами и полосатыми флагами. Они горланят, не переставая, «Янки-Дудль», и вместе с ними, выхаркивая остатки своих легких, орет, задыхаясь, чахоточный Сэм. Удушливые газы съели его легкие на войне, в груди Сэма сидит немецкая пуля. Сэм не обедал сегодня, не обедал вчера, не обедал… Давно не обедал.
У Сэма кипит желчь. Баста! Надо выгнать из Америки всех зеленых немцев, поляков, евреев. Тогда будет работа, и Сэм будет обедать каждый день. Еще надо свернуть головы всем этим жирным акулам, которые живут в мраморных дворцах и устраивают локауты.
— Америка американцам! — хрипит Сэм.
— У-ра! — подхватывают вокруг него.
— Долой миллиардеров! — выбрасывает Сэм из своей голодной души.
Что он кричит? В него вонзается пара
— Что ты крикнул? Ты социалист? Сэм возмущен:
— Я социалист?! К черту красных, розовых, желтых! Я не получу от них жратвы.
— Кто же ты такой?
— Истый американец. Америка для американцев.
— Но ты горланил: «долой миллиардеров».
— Ну да, долой этих пиявок. Ведь я безработный. Два года без работы.
— И я.
— И мы.
— Компания «Гудбай» вышибла меня из фермы, — говорит серый мужиковатый парень с бычачьими глазами и орет громовым голосом:
— К дьяволу миллиардеров.
— Правильно! Правильно! — подхватывают несколько голосов.
Сзади напирают новые и новые кепки и котелки, и Сэма и мужиковатого парня уносит толпою вперед, в желтый тусклый туман.
На экране, в витрине редакции, горят огненные буквы, они кричат на всю улицу:
Америка для американцев!
высокие пошлины на иностранный хлеб
мы не дадим наживаться иностранцам
мы не дадим вывозить наше золото
новость!!! новость!!!
читайте вечерний выпуск!
пожар в Филадельфии
авария в океане
тысячи тонн хлеба для океана
вечерний выпуск стоит
пять центов
Толпа несет Сэма. У витрины «Вестника» — затор. У Сэма вскипает желчь.
— Ха-ха! Золото? Пусть вывозят мое золото!
— Браво, парень, браво! — трещат кругом ладони. — Пусть вывозят наше золото. Начхать!
Но у Сэма есть еще кой-что. Вместе с кровавым плевком он выбрасывает:
— Х-хе! Америка для американцев, а какие американцы будут покупать дорогой хлеб?
— Откуда ты взял это, парень? — раздаются недоуменные возгласы.
И Сэм, сам того не подозревая, повторяет доводы Ундерлипа:
— Высокие пошлины — высокие цены. Ко всем чертям высокие пошлины!
— Долой!
— Бей!
Вложив два пальца в рот, какая-то кепка оглушительно свистит: Фю-юить! Долой! Бей! Долой!
Камень летит в витрину «Вестника», звенит стекло. Экран гаснет. На ступенях редакции, в озарении дугового фонаря, коротенькая, круглая фигурка Кингстон-Литтля. Тише! Тс-с!
Литтль обращается к дорогим братьям. Дорогие братья попались в чью-то ловушку. Конечно, это агенты Москвы подбили дорогих братьев на такую штуку, ибо братья ни уха, ни рыла не понимают в политике. Если бить окна, то надо выбирать окна редакции врагов национального движения.