Грязные деньги
Шрифт:
Собрались в реквизиторском цеху театра. Из актеров были Антон Билибин, Лидия Завьялова — тоже большая любительница моды, молодые артисты Ирина Полянская, Аркадий Духарский и Денис Семенюк. Остальные были из разных цехов. Уселись за большим овальным столом, по правую руку от Билибина расположился Иван Макаров, заведующий реквизиторским цехом, по левую — портниха, начальник костюмерного цеха Раиса Семеновна. Лида шепнула ей что-то на ухо, и она подвинулась, а артистка уселась бок о бок с Антоном, недвусмысленно на него поглядев.
— Верочка, знакомься: Иван Макаров — человек и реквизитор! — провозгласил
Иван сдержанно кивнул. Внешностью он напоминал своего тезку Ивана Поддубного, легендарного борца невиданной силы, только слегка уменьшенный вариант. Он был весь в ширину: синий халат лопался на его фигуре. Огромная голова чуть склонялась к плечу, и один глаз, обычно нацеленный на собеседника, постоянно прищуривался.
«Наверное, такой бизон в реквизиторском цеху, где создают хрупкие предметы, выглядит комично, — предположила Лученко. — Хотя очень сильный человек может быть потрясающе нежным, а движения его — точными».
Он протянул доктору свою ладонь, похожую на тарелку, ее ладошка утонула в его огромной, но рукопожатие было мягким.
— Вы за реквизит не волнуйтесь, я с хрупкими предметами умею обращаться, — произнес он.
Могучая фигура Макарова и его хриплый бас производили внушительное впечатление, но больше Вера удивилась тому, как он точно угадал ее мысли.
Другие работники театра не очень запомнились, это были в основном пожилые женщины в синих халатиках. Они беспрерывно болтали и были похожи на стаю голубей. И хотя они создавали громкий гомон, Вера поняла: все эти люди — «бойцы невидимого фронта». Те, кто всегда остается по другую сторону занавеса. Кто не выходит на сцену, но благодаря чьей работе театр живет и радует зрителей. Без их помощи и кропотливого труда, без их профессионализма у актеров ничего не получилось бы. Вот почему и заслуженная артистка страны, ее подруга Лидия Завьялова, и премьер театра, ведущий актер Антон Билибин посчитали важным провести вечер в кругу этих незаметных трудяг.
Что-то патетическое провозглашал Антон, приковывая к себе внимание. Лида без малейшего стеснения положила руку ему на бедро, он непроизвольно отодвигался, ее ладонь скользила по шершавой ткани джинсов еще дальше. Вот ненасытная чертовка! Вера едва заметно усмехнулась. И тут же боковым зрением поймала такую же усмешку, повернулась — это Иван Макаров, прищурившись, смотрел на нее. И вовсе без усмешки, если, конечно, не принять за нее морщинку в углу рта. Что он за человек, интересно? Верная своей привычке сразу прочитывать людей, класть их на внутреннюю полочку в своей огромной внутренней «человекотеке», Лученко всмотрелась в реквизитора внимательно, и не только глазами.
Странно: она ничего не «прочитала», словно Макаров заслонился непроницаемым экраном. Зато почувствовала, что ее саму глубинно изучают. Вон как, значит… Достойные по силе соплеменники встречались психотерапевту нечасто.
Чтобы прекратить эту дуэль взглядов, Вера принялась осматриваться. В небольшом помещении возвышался огромных размеров шкаф, на ящиках которого чернели витиеватые надписи: «Очки», «Бижутерия», «Фотоаппараты», «Карты», «Курительные трубки» — дальше она не стала читать. На шкафу стоял настоящий будильник времен Вериного детства, ну просто точно такой же, поднимавший ее в школу… И два подсвечника, и блюдо с блестящими, слишком красивыми
— Знаешь, Верочка, мы с тобой в самом сердце театра, в его закулисье! — Антон решил заняться ею вплотную, чтобы не скучала. — Тут объединяются бутафорский и реквизиторский…
Лида ревниво прервала его:
— А бутафорский цех вообще в театре самый волшебный, ясно? Гляди — вазы и фрукты, маски и объемные костюмы, посуда, светильники и животные… А? Причем, ты не поверишь — из самых неожиданных материалов. Эти хитроумные ребята могут сделать из бумаги железо, а из пластмассы дерево!
— Царство имитации. — Иван Макаров, казалось, говорил тихо, хрипел своим басом, но слышно было каждому. — И мы его жители. Можем смастерить все, что угодно…
— От невесомой скульптуры до настоящего верблюда! — подхватил Антон. — Выпьем за них!
Люди оживились, заговорили еще громче, кто-то включил музыку. Но голос Макарова весь этот шум перекрывал. Он обращался к Лученко, внимательно глядя на нее своим прищуренным глазом. И говорил обычные слова, которые говорят при знакомстве, но так, словно хотел ими сказать что-то другое.
— Мы только для неспециалистов кажемся вспомогательными рабочими. На самом деле ввести в спектакль нового реквизитора, пожалуй, труднее, чем актера. Запомнить, какой именно нужен графин, что за чашки задействованы в постановке и сколько свечей должно быть в подсвечнике — это вам не просто выучить роль. А в каждом спектакле десятки предметов.
— О да! Режиссер бегает по сцене и надрывается: «Где мой подстаканник?! Я же просил такой, как был у моей бабушки! Невозможно работать!» Тут выходит Иван, выносит не один, а сразу два мельхиоровых подстаканника и говорит: «Вот, выбирайте. Один я состарил, другой оставил так». И режиссер так умиляется, что чуть ли не руки ему целует.
Антон так потешно и, видимо, точно изобразил эту сцену, что отовсюду раздался хохот. Женщины вытирали слезы уголками синих халатов. Макаров изобразил улыбку углом рта и рассказал о некоторых тонкостях профессии. Что центральная свеча в «Поздней любви» горит дольше других, и если не заменить ее в антракте, она погаснет в середине спектакля. А деньги в портмоне нужно класть просто так, не застегивая кармашек. Иначе во время действия повиснет неловкая пауза. А однажды реквизиторы забыли положить деньги, причем в кульминационной сцене, где Ира Полянская — кивок в сторону молодой актрисы — должна достать пачку денег и показать персонажу, который никогда в жизни такой суммы не видел. Она открывает сумочку, засовы-вает туда руку и вдруг понимает, что там ничего не шелестит. Хотя должно шелестеть… Ну, знаете, как деньги шелестят и шуршат. Тогда она сумочку закрывает, поднимает ее вверх и говорит: «Вот деньги!» Зрители, конечно, смеялись.
— Правда! — Ирина тоже рассмеялась.
Тут, на мгновение отпущенный бдительной Лидой, снова вступил Билибин:
— Понимаешь, Веруня, в театре даже за кулисами ничего не бывает просто так. И если стоит стул с какими-то вещами, то это не просто стул, а, как мы говорим, — «заряженный». Потому что должен выстрелить, как чеховское ружье.
Вернулась на место Лида и мгновенно включилась:
— Или утюг, например.
— Что утюг? — улыбнулась Вера. Лидкина патологическая ревность ее смешила.