Грязные игры
Шрифт:
Уехать в Штаты? Но как оставить тут мать и Инну? Норд способен на все — в этом он уже убедился. Взять их с собой? На получение американской визы уйдет масса времени. Что делать?
Интересно, всех остальных Норд «уговаривал» таким же образом? Наверняка. И им пришлось согласиться. И смолчать. Иначе об этом бы узнали все. Ясно, что Норд постарался обезопаситься от этого.
С другой стороны, почему никто из хоккеистов не заявил в полицию в Штатах? Тамошние блюстители закона были бы только рады раскрыть еще одного «русского мафиози». Боятся Норда?
Скорее всего...
Вопросов
Павел думал весь день. Но так и не пришел к какому-то решению.
А вечером опять зазвонил телефон. Павел уже знал, кто это.
Алло. Это говорит Патрик Норд.
Да, я слушаю.
Как поживаете, господин Бородин?
Спасибо.
Я послезавтра улетаю в Штаты, — Норд говорил сухим, деловым тоном, — поэтому вы должны принять свое решение до этого срока. Простите, но дела обязывают. Кстати, в случае вашего согласия я могу предложить вам полное возмещение ущерба, который вы понесли позавчера.
Поражаюсь вашей щедрости, господин Норд, — не выдержал Павел.
Хе-хе, когда речь заходит о нуждах отечественного спорта и его лучших представителей, я никогда не считаю копейки. Так что? Позвонить вам послезавтра?
Не надо. Я... я согласен.
Через две недели Бородин улетел в Америку.
15 часов
Москва, Генеральная прокуратура РФ
От легендарного тренера Протасова я вернулся часа в три дня. И сразу, даже не заходя в свой кабинет, пошел к Меркулову. Во-первых, я должен был отдать ему одолженный вчера диктофон, а во- вторых, Протасов сообщил довольно интересные сведения. Не скажу, что дела с убийствами продвинулись, но много подробностей из мира спорта стали для меня яснее. Надо сказать, после этого разговора он много потерял в моих глазах, мир этот. Короче говоря, я хотел, чтобы Меркулов как можно скорее прослушал эту пленку.
Но у Меркулова, как назло, было какое-то очередное совещание. Вообще, мне тоже надо было на нем присутствовать, но я решительный противник всяких совещаний, собраний, летучек и планерок и поэтому моментально испарился из предбанника кабинета Меркулова. Думаю, Костя мне это простит.
Вместо этого я решил зайти в столовую и перекусить.
Итак, иду я по коридору Генпрокуратуры и вдруг вижу... Нет, не хоккеиста и не спортсмена, хотя мне на них последнее время везет. Это шла... нет, плыла секретарша Быстрова. Вы, наверное, помните, какое она произвела на меня впечатление позавчера. Но тогда она сидела за своим письменным столом, а значит, я видел тогда только ее верхнюю часть. Теперь же она шла в полный рост, прямо мне навстречу, и, поверьте, моя реакция была вдвое сильнее, чем позавчера.
Вспомнить бы еще, как ее зовут!
Я выбрал из своего арсенала самую магнетическую улыбку и направился к ней. В конце концов, если я не отвлекусь от этого дела, то скоро придется переквалифицироваться в хоккейные обозреватели. А я этого не хочу. Мне и в прокуратуре нравится!
Добрый день, — сказал я как можно любезнее.
Здравствуйте, Александр Борисович.
Ну и память у нее! Профессионалка!
Как
Спасибо, нормально.
Решили шефа чайком попотчевать? — Я совсем забыл сказать, что у этой дивы в руках был чайник.
И шефа и себя. Вас тоже могу угостить.
Я, разумеется, рассыпался в благодарностях и пошел вместе с ней в приемную Быстрова.
Там Аня усадила меня в маленький уютный уголок для чаепития, рядом с письменным столом, а сама пошла выбрасывать старую заварку.
Ну вот! Пусть Меркулов и Грязнов не обижаются, но я имею право на отдых. Тем более поездка к Протасову оказалась, на мой взгляд, довольно результативной. Во всяком случае, мне после нее многое стало понятно. И теперь я хочу расслабиться в приятной (и еще какой приятной!) компании.
Я огляделся по сторонам. Приемная как приемная. Обитая кожей дверь с табличкой. Шкаф, набитый бумагами. Окно с цветочными горшками на подоконнике. Письменный стол, за которым и восседает ангелоподобное существо, которое в настоящий момент прозаически выплескивает спитую заварку в унитаз.
Компьютер, монитор, принтер. Карандаши и ручки в стаканчике. Коробочки с кнопками и скрепками. Клей и другие канцпринадлежности. Кусочки золотой фольги, видимо из-под конфет, которыми она лакомится в перерывах между печатанием скучных документов. Как это мило! Папки, папки, папки... Стопки бумаг. Большая канцелярская книга, аккуратно разграфленная вдоль и поперек.
«Число», «Содержание документа», «Время поступления», «Входящий номер»...
Нет, что бы ни говорили, а горбатого все-таки только могила исправит. Это я себя имею в виду. Умильно скользя глазами по интерьеру и предвкушая приятную беседу, я остановил взгляд на книге и стал читать содержание граф канцелярской книги. Что-то (не что-то, а интуиция) мне подсказывало, что это мне пригодится.
Итак, на столе лежала открытая книга входящих документов. А я как раз недавно ознакомился с двумя такими документами. Неплохо было бы проверить.
Я наклонился над столом и перевернул страницу. Там в самом начале стояло: «2 рапорта (дело Сереброва). 26 сентября. 9. 30».
Половина десятого! Погодите-погодите... Сереброва убили примерно без двадцати девять. Это что же, значит, за сорок минут в отделении милиции отреагировали на запрос Быстрова и привезли бумаги? Нет, господа, такого просто не бывает. Может быть, секретарша ошиблась, записывая в книгу? Но следующий поступивший документ был помечен «9. 45», дальше «10. 05» и так далее. Она не могла ошибиться несколько раз подряд.
Теперь, Турецкий, немедленно начинай шевелить мозгами в нужном направлении и ответь, что все это значит. А с девушками будешь любезничать в следующий раз. Успеешь еще!
Я столкнулся с Аней в дверях.
Вы уже уходите? Не будете чай? — удивилась она и очаровательно округлила глаза.
В следующий раз, Анечка, — с досадой проговорил я.
И умчался, даже не посмотрев, как она обиженно надувает свои губки. Работа есть работа! Черт бы ее побрал.
Через полторы минуты я уже звонил Грязнову в уголовный розыск.