«Грязные» методы
Шрифт:
— Так тут целая проблема найти транспорт до вас.
— Ничего не знаю. Крутись как хочешь. Все, завтра жду. Отбой.
Красин метался среди палаток пытаясь договориться о месте на любом самолете до Москвы. Его постоянно куда-то отправляли, то к диспетчеру, то к старшему офицеру, занимающемуся планированием движения воздушных судов. В очередном месте ему просто нахамили: «Лейтенант, ты что охренел. Тут поважнее тебя люди улететь не могут».
Все это время он таскал за собой Андрэ, которого боялся оставить одного. В конец обозленный он шел среди палаток, задрав воротник бушлата и прикрывая им уши от ветра. На одном из перекрестков этого «городка-муравейника»
— Служу отечеству, — дежурно и как-то пессимистично-агрессивно, пробурчал оппонент. — Красин, ты что ли?
— Ну да! Чертовски рад тебя видеть.
— Так, хорош тут на ветру стоять. Пошли ко мне.
Они зашли в огромную палатку размером с барак на целый взвод. Оказалось, что внутри стояла другая палатка размером поменьше.
— Как это вы так? — Красин удивился.
— А вот так. Девиз службы тыла прост: лучше сидеть на жестком ящике с тушенкой, чем в мягком кресле пикирующего бомбардировщика.
Они засмеялись.
— Раздевайтесь и прошу за стол. — хозяин начал выкладывать продукты на клеенчатую скатерть. — А товарищ твой что молчит? Не здрасьте, ни до свидания.
Красин захохотал.
— А это коллега-военнопленный, авантюрист и француз по совместительству.
— Ого! Ну то что он авантюрист, как ты это ладно. А коллега-то он тебе по какой линии? Мы как из Суворовского училища выпустились, я о тебе толком и не слышал ничего.
— Ну это долгая история, — Красин пытался уйти от ответа. — А ты так понимаю, как и планировал в училище тыла пошел?
— Ага. Это вы балбесы-романтики насмотрелись фильмов про десантников, и на подвиги вас тянет. А вот про училища тыла никто агитационных фильмов не снимает. У нас и так конкурс высокий.
Они долго пили и закусывали. В итоге разговор зашел о текущем моменте.
— Прикинь. Этого чудика надо в Москву везти, а я не на один борт пробиться не могу.
— Хмм. — Сергей задумался, подперев голову кулаком.
В дальнем углу кто-то поднялся с армейской койки.
— Ладно молодежь. Слушайте сюда. — Упитанный мужчина лет сорока вышел к столу.
— Значит так. Посажу я вас на борт. — он что-то пожевал со стола. — Этому нерусскому голову забинтуйте.
Все переглянулись и чуть ли не хором спросили: А бинтовать-то зачем?
— Поверьте, старый прапорщик знает, что делает. — он подергал кожаными тапочками по деревянному настилу. — Это чтобы он не болтанул по-своему случайно.
1995. Ночь с 13 на 14 июня. Стоянка самолетов
Закончилась погрузка самолета. Все быстро убежали, и только дежурный авиатехник с красной повязкой на руке стоял возле откинутой рампы. В этот момент появились упитанный прапорщик, два лейтенанта и Андрэ.
Прапорщик что-то замахал руками перекрикивая аэродромный шум и едва не запихав дежурного в чрево грузового самолета.
— Здорово! — по-хозяйски пробурчал прапорщик. — Тут срочное дело. В последний момент сына генерала Ипатьева приказали в Москву доставить.
— А что это с ним? — удивился техник показывая на повязку.
— Дааа, тут такое дело. Генерал отправил сына по легкому медальку получить. А вот ранило дурака. Теперь по-быстрому в Москву в госпиталь надо переправить.
— Ну я не знаю. Мне команды не было.
— Не усложняй. — Прапорщик достал большую бутылку водки из-за
Техник посмотрел на часы с видом сомневающегося.
— И имей в виду. Генерал будет встречать его в Москве. Крик поднимет если сыночек любимый не прилетит. — С этими словами прапорщик впихнул водку технику в руки.
Техник, соглашаясь махнул рукой: Ладно.
Красин и Андре поднялись на борт, и рампа закрылась.
Прапорщик с Сергеем возвращались к палаточному городку.
— Герои героями, а без надежного тыла, хрен кто что сделает. — толстячок по-отечески бурчал на ходу.
— А зачем вы это все придумали про сына генерала?
— Эх, дорогой ты мой Сергей Александрович. — он продолжал по-отечески говорить со своим молодым начальником. — Люди легче поверят в любое дерьмо, чем в вашу длинную историю с французом и всей вашей мистикой. Дерьмо — оно роднее.
1995. Ночь с 13 на 14 июня. Самолет
Летели молча, гул двигателей военного транспортника давил на уши и не сильно располагал к болтовне. В центре грузового отсека стояли какие-то контейнеры, обтянутые швартовочной сеткой. За ее крупные ячейки Красин зацепил ноги и отдыхал. Андре спал рядом, как ребенок, скрутившись в калачик. За эти дни он, кажется, успокоился. Опасений о том, что он сбежит давно не было. Похоже он сам воспринимал своего нового визави, как некое избавление от проблем.
В иллюминаторе было ночное небо. Самолет шел выше облаков, и полная Луна ярко освещала их в черно-синем небе. Было ощущение, что это не облака, а снежные сугробы. Чуть выше прошла пара истребителей. Красину представилось, что две белых полосы от их двигателей — это трамвайные провода, уходящие в даль. Какой-то кусочек из детства.
Андре изо дня в день работал в лаборатории. У него были смешанные чувства. С одной стороны, он радовался, что его положение изменилось к лучшему. С другой, продолжал бояться всего: пинков под зад, смеющихся и в то же время враждебных взглядов бородачей, когда, показывая на него пальцем они что-то обсуждали на непонятном ему языке. В ауле часто стояли не местные группы. Если он понимал свою ценность для Хозяина, то наемники, с черными повязками, расписанными арабской вязью, были непредсказуемы. Неделю назад они отрезали головы двум пленным, снимаю это на камеру. На попытки хозяина возражать (тот явно переживал об утрате товара) его просто отпихнули.
По вечерам он помогал пленным, сидевшим в зиндане. Хуже всех чувствовал себя боец без знаков различия в танковом комбинезоне — Саша Липатов. Молодой, белобрысый, почти ребенок. Он уже неделю лежал в жару. Раненая нога начинала гнить. Начиналась гангрена. Никто не собирался его лечить. Хозяин с легкостью крестьянина убивал скотину во дворе. Тратить силы на подпорченный товар он не собирался.
То ли белобрысый, то ли уже седой боец попеременно выл, кричал, бился в жару. Он просил об избавлении. Кто-то из соседей пытался за ним ухаживать. Но в целом у всех в яме волосы стояли дыбом от дикого крика больного. Когда вечером, Андрей спустился в зиндан и пытался покормить раненого, тот вцепился в руку. Андре делал ему уколы, объясняя Хозяину, что тестирует наркотик на пленном. Больной успокаивался. Но за последние дни ситуация ухудшилась. Боль прогрессировала, а воздействие обезболивающего притупилось. Приходилось увеличивать дозу. Непонятно как долго это могло продолжаться. В результате в один из вечеров укол оказался последним. Андре словно ударило током.