Грязный Гарри [другой перевод]

Рок Филип

— А как насчет бутылки французского коньяка? Импорт, прямо из Франции. Отличный подарок, и стоит всего восемь долларов. Это шикарно, понимаешь? Производит хорошее впечатление.

— Прекрасно, беру.

Хозяин снял с нижней полки бутылку коньяка и поставил на прилавок.

— «Реми-Мартин». Отличная выдержка. Хочешь, заверну? У меня есть очень красивая оберточная бумага.

— Спасибо, не надо, — человек вертел в руках бутылку сухого красного вина и смотрел, как хозяин осторожно ставит коньяк в бумажный пакет. — Это случайно не тот самый магазин, про который писали

в газетах? Это вас грабили несколько раз подряд?

— Тот самый, приятель, — хозяин мрачно усмехнулся. — За три года четырнадцать раз. Правда, последние два раза грабителей вынесли вперед ногами — я стал отменным стрелком и теперь полностью контролирую ситуацию.

Он поставил пакет на прилавок и задрал свитер. За поясом, глубоко врезавшись в толстое брюхо, торчала безобразная черная рукоятка громадного «люгера».

— Я могу выхватить эту пушку быстрее, чем это делает в своих фильмах Мэтт Ди…

Он не успел договорить фамилию актера — человек наотмашь ударил его в лицо бутылкой. Хозяин попятился назад, еще не веря в реальность происходящего; по лицу его текла кровь.

— Нет… — вырвался короткий крик, но новый удар бутылкой — на этот раз по скуле — заставил его замолчать. Бутылка не разбилась, человек орудовал ею так, словно это была стеклянная бита. Скуля от боли и страха, хозяин грузно повалился между прилавком и стеллажами.

— Бери… бери деньги… все бери.

— К черту твои деньги.

Человек стоял над ним, на покрытых шрамами губах играла нехорошая улыбка. Он выдернул из-под свитера хозяина пистолет, взвесил в руке и сунул за пояс.

— Где ты хранишь патроны?

— Патроны? — изумленно переспросил хозяин. — Патроны?

Человек ударил его ногой в голову, чуть выше уха:

— Патроны, пули! Толстый скот! Пули! Где ты их держишь?

— Под прилавком. Не убивайте меня, пожалуйста, не убивайте!

— Убивать тебя? — удивился человек. — Что за глупость. Зачем это я буду тебя убивать?

А где-то есть одни лишь звезды. Вакханалия звезд. Только звезды и никаких людей. Только звезды и никаких зданий… никаких других огней. Ничего, кроме неба. Но где это место? В Африке? Азии? Где?

— В самом сердце Техаса, — произнес он вслух, и сидевший рядом с ним человек странно на него поглядел, встал и пересел в дальний конец автобуса.

Ложь, подумал он, чудовищная, наглая ложь. Он бывал в Далласе. По ночам там дул крепкий ветер вперемешку с песком, и ни единого огонька на черном, как свежая могила, небе. Где-то. Но где?

— Вы не скажете, который час, леди? — он полуобернулся к обвешанной пакетами женщине, которая только что села в автобус.

— Точно не знаю… около полудня, наверное, — она испуганно смотрела на его лицо.

— Благодарю вас, — он с трудом улыбнулся. — Я разбился на мотоцикле. А мой брат погиб.

— О Боже… Мне очень жаль.

— Ничего, все в порядке.

Старая сука.

Полдень. А звезды на своих местах, только их не видно. Их выжигает солнце. Но они там, наверху… ждут, когда наступит ночь. Сейчас темнеет рано. Очень многим покажется, что ночь наступила слишком рано.

Он

вышел из автобуса на углу Норьеги и Шестнадцатой авеню и пешком пошел в направлении Пятнадцатой. Дождь кончился, выглянуло солнце, влажный асфальт парил. Дорога поднималась вверх, и он не торопился. Судя по тому, что на углу стояла небольшая группа женщин, времени у него было еще достаточно. Вскоре он смешался с ними и, переводя дух, прислонился к кирпичной стене. Женщины лениво переговаривались, некоторые бросили взгляд в его сторону. Было ровно двенадцать тридцать, когда аккуратный желтый школьный автобус, следующий по маршруту Лотон — Пятнадцатая авеню, подрулил к тротуару. Дюжина первоклашек вопила во все горло и прыгала по сиденьям. Двери открылись, и половина из них высыпала на улицу, стараясь по двое протиснуться в узкий проем, — они толкались и пихали друг друга локтями, борясь за честь быть первым.

— Дэви! Не смей толкать Мириам!

— Мама! У нас сегодня на обед тако[8]?

— Можно Мэри пойдет к нам? Можно, мамочка?

Крики детей громоздились один на другой, превращаясь в какофонию пронзительных звуков. Через несколько мгновений женщины и дети разошлись, щебеча на все лады, как стайка веселых пестрых птичек.

Прежде чем водитель — крупная пожилая женщина в просторных синих брюках и куртке военного образца, к шапке густых курчавых волос была аккуратно приколота кепка с эмблемой школы — успела закрыть дверь, он уже был в автобусе. Она недоуменно смотрела на него.

— Эй, мистер, сюда нельзя!

— Инспектор пассажирских автобусов, леди, — увидев незнакомца, оставшиеся в автобусе дети на какое-то мгновение прекратили возню, и он широко улыбнулся. — Привет, ребята!

Шесть ребятишек радостно поздоровались, а один мальчонка почему-то расплакался.

— Инспектор? — в голосе водителя слышалось сомнение. — Первый раз вижу, чтобы инспектор садился в автобус посередине маршрута. У меня график, мистер, и я должна соблюдать его.

Он вплотную придвинулся к ней, достал из-за пояса «люгер» и прижал холодный ствол к левой груди:

— А ну, заткнись, тупая старая сука! Поезжай, или я размажу тебя по всему автобусу.

Шофер школьного автобуса была сильной женщиной, некоторые даже побаивались ее. Она быстро соображала и ни при каких обстоятельствах не клюнула бы на дешевый трюк, но в глазах этого человека она прочитала смертный приговор.

— Хорошо, — шепотом сказала она. — Куда ехать?

— Прямо. Позже я скажу, куда. Веди машину аккуратно, без рывков. Если затеешь что-нибудь, будешь иметь полный автобус мертвых детей.

— Только не пугайте их. Пожалуйста, не пугайте.

— Все зависит от тебя, леди, — он опустился на переднее сиденье и полой куртки прикрыл «люгер». — Знаете какую-нибудь песню, ребята?

Они хором прокричали название.

— Давайте споем «Старого Макдоналда», — стараясь перекричать их, предложил человек. — Ее-то я точно знаю.

И он затянул песню — его резкий напряженный голос временами подрагивал и срывался на фальцет, когда водитель переключала передачи или автобус подпрыгивал на рытвинах.