Грызлобич
Шрифт:
– Вот тебе! На! Получай! – закричал он и принялся лупить Зубную Фею дохлой кошкой.
Та подобного никак не ожидала и совсем растерялась. Девушка продолжала принимать удары, закрывая лицо от зловонного грызлобичского оружия.
В какой-то момент Зубной Фее удалось перехватить кошку. Она рванула ее, и тут произошло нечто совсем уж непредвиденное: дохлая кошка треснула – Зубная Фея завладела тушкой, в то время как хвост остался в руке Грызлобича.
Отшвырнув обесхвощенную кошку, девушка прыгнула к маньяку из переулка Морлокк
– Ах, ты подлое, коварное, зубастое… – начала она, потирая кисть.
Грызлобич усмехнулся и провернул очередную подлость – швырнул ей в лицо хвост дохлой кошки. Зубная Фея машинально оттолкнула его от себя, и тут Грызлобич пнул ее по ноге.
Зубная Фея потеряла равновесие и рухнула в кучу гнилых мешков.
Грызлобич не стал дожидаться, пока она поднимется и снова на него набросится. Он подбежал к стене и, подпрыгнув, зацепился за перекладину пожарной лестницы, после чего довольно проворно покарабкался вверх. Добравшись до второго этажа, он проник в приоткрытое окно.
Зубная Фея между тем подобрала свой зубовырывательный пистолет и последовала за ним.
Она поползла по лестнице и уже преодолела почти половину пути, когда Грызлобич высунулся из окна. Он коварно улыбнулся.
– Не смей! – воскликнула Зубная Фея, но было поздно. Грызлобич потянулся к удерживавшим лестницу кронштейнам… Два быстрых движения – и лестница, скрипя и лязгая, отрывается от стены…
Зубная Фея разжала руки и прыгнула. Лестница с грохотом рухнула вниз, лишь чудом ее не задев.
Грызлобич рассмеялся, глядя, как мстительница в маске поднимается из кучи мусора, и крикнул:
– Зубная Фея – ловкая, как…
– Не смей договаривать! – разъяренно крикнула девушка.
– …как дохлая кошка!
– Я тебя достану!
– Не достанешь! Крылышки забыла дома! Завтра все узнают, как я оставил тебя с носом! Вот смеху будет, когда в утреннем выпуске «Сплетни»…
Зубная Фея не стала дослушивать. Она сорвала с пояса гарпунный пистолет, прицелилась и выстрелила.
Крюк вонзился в карниз у основания крыши. Девушка переключила рычажок у рукоятки и взмыла в воздух на тросе.
Грызлобич отпрянул от окна.
Зубная Фея влетела в проем и ловко перекувыркнулась по полу. В обувной каморке, заставленной пыльными разбитыми башмаками и древними туфлями, Грызлобича уже не было.
Поскрипывая, покачивалась на петлях дверь, и до девушки донесся лишь топот удаляющихся шагов.
Она поднялась и побежала следом…
…Грызлобич был доволен – еще бы, ведь он оставил в дураках ту, кого боялись все шушерники и вертлявые в Саквояжне. Для полного счастья не хватало только плюнуть в нее: о, это бы ее взбесило как следует!
Впрочем, предаваться радости (или, вернее, любимой грызлобичской злорадости) было пока что рано: он еще не сбежал, и, если Зубная Фея его поймает,
Выбежав на лестничную площадку, Грызлобич бросился вниз по ступеням. Он быстро преодолел два пролета и, оказавшись на первом этаже, остановился, высматривая дальнейший путь для побега. Узкий извилистый коридор, куда выходили двери квартир-клоповников, был заставлен различным хламом: трухлявая мебель, картинные рамы, стопки бурых от времени газет – кто-то умудрился даже затащить сюда древний экипаж марки «Пербб» (он стоял в простенке между двумя дверями, и в темноте под его покосившейся гармошечной крышей шевелились крысиные силуэты).
На этаже кто-то был.
Через лабиринт хлама брела похожая на огромную моль старуха. Судя по ее приоткрытому дрожащему рту и выпученным, ничего не видящим глазам, она пребывала сейчас вовсе не здесь. Мистер Грызлобич узнал этот пустой взгляд.
«Старческий сомнамбулизм», – отметил он про себя – в последнее время в Тремпл-Толл многие старики страдали этим недугом.
Между тем манер никто не отменял, да и нигде не говорилось, что лунатики не заслуживают того, чтобы с ними здоровались.
– Добрый вечер, мэм! – бросил Грызлобич и, пройдя мимо старухи, уже собрался было припустить дальше, но вдруг застыл на месте, будто влип башмаками в лужу клея. Прищурившись, он поглядел на лунатичную старуху. Его посетила идея.
– Прошу прощения, мэм. – Грызлобич обхватил старуху вокруг талии, после чего подтащил ее к лестнице и аккуратно положил поперек прохода. Это должно было немного замедлить Зубную Фею.
Ну а затем, весьма довольный собой и своим поступком, побежал прочь.
В его голове строчка за строчкой уже выстраивалось разгромное и крайне унизительное письмо, которое он отправит к завтрашнему утреннему выпуску в редакцию «Сплетни» и в котором он упомянет и дохлую кошку, и укус, и упавшую лестницу и, возможно, даже чуть-чуть приврет, добавив парочку оскорбительных подробностей, которых на самом деле не было. Он уже придумал громкое название для этого письма и не сомневался, что Бенни Трилби с радостью использует его: «Первый раунд за ужасным Морлокком! Зубная Фея обломала собственные зубки!»
И тут, несомненно, по закону какого-то подлого жанра, беглец уперся в тупик.
«Не считай денежки в кошельке еще не ограбленного цепочника», – частенько говаривал папа. Что ж, папа был прав.
Коридор, вместо того, чтобы вывести Грызлобича к выходу из дома, привел его в темный закуток, куда выходили лишь две двери: на одной мелом была грубо намалевана человеческая голова с похожей на луковицу прической и старательно выведенной над ней буквой «К», на другой висела вывеска «Ноги, Лапы и Хвосты». Из-за первой раздавалось ритмичное металлическое клацанье, из-за другой – что-то шипело, скрежетало и пыхтело.