Гуарани
Шрифт:
Так прошло несколько минут. Потом девушки почти в одно и то же время подняли голову и взглянули на окно; взгляды их встретились, и обе еще больше покраснели.
В Сесилии заговорила гордость. У этой веселой шалуньи где-то в глубине сердца таилась унаследованная от отца сила характера. И она почувствовала себя оскорбленной тем, что ей приходится перед кем-то краснеть, как будто она совершила недостойный поступок.
Собравшись с силами, она приняла вдруг решение, твердость которого можно было угадать по тому, как сдвинулись ее брови.
— Изабелл, открой окно.
Девушка вздрогнула,
Две пары нетерпеливых, горящих глаз устремились к окну. Изабелл распахнула его. На карнизе ничего не было.
Обернувшись к сестре, Изабелл даже вскрикнула от радости. Лицо ее озарилось одним из тех божественных отблесков, которые словно нисходят с небес на женщину, которая любит.
Сесилия смотрела на нее, недоумевая. Но вот на ее лице изобразились удивление и страх.
— Изабелл!
Изабелл упала на колени к ногам сестры.
Она себя выдала.
XIV. ИНДИАНКА
Как только Пери почувствовал, что силы к нему вернулись, он стал продолжать свой путь.
Долго пробирался он сквозь чащу по следам индианки и шел так быстро и уверенно, что человек, не видавший, с какою легкостью индейцы привыкли отыскивать самые незаметные следы зверей, не мог бы себе этого даже представить.
Обломанный сук, примятая травинка, разбросанные сухие листья, все еще дрожащая ветка, разбрызганная роса — для опытных глаз охотника все это вехи, по которым он безошибочно определяет путь.
У Пери были свои причины так упорно гнаться за этой безобидной индианкой и, выбиваясь из последних сил, стараться во что бы то ни стало ее настичь.
Чтобы по-настоящему понять эти причины, надо знать события, которые за несколько дней до этого произошли в окрестностях «Пакекера».
На исходе месяца дождей племя айморе спустилось со склонов горной цепи Органос, чтобы набрать плодов и приготовить вино, различные напитки и кое-какую пищу, которой они имели обыкновение запасаться.
Одно из семейств этого племени, пустившееся в погоню за дичью, появилось за несколько дней до этого на берегах Параибы. Оно состояло из родителей, сына и дочери.
Дочь их была красавицей, право на которую оспаривали все воины айморе. Отец ее, вождь племени, гордился тем, что дочь его стройна и красива, как самая тонкая стрела его лука, как самое яркое перо на его головном уборе.
Все только что описанные события произошли в воскресенье.
А за два дня до этого, в пятницу, в десять часов утра Пери пробирался по лесу, весело подражая пению птички саи, и в посвистывании этом ему слышалось сладостное имя «Сеси».
Он шел по следам ягуара, который, уже после гибели своей, сыграл в этой истории такую важную роль. И так как ничем меньшим индеец удовлетвориться не мог, он решил разыскать в своих обширных владениях именно его, царя тропических лесов, тянущихся по берегам Параибы.
Сесилия сказала только одно слово, и Пери, не привыкший обсуждать желания своей госпожи, захватил с собой лук и клавин и пустился в путь. Он подошел к ручейку, как вдруг из леса выбежала маленькая мохнатая собачонка, а вслед за ней — индианка. Сделав несколько шагов, женщина
Пери обернулся, чтобы взглянуть, откуда стреляли, в увидел дона Диего де Мариса, который шел неторопливым шагом в сопровождении двух авентурейро.
Молодой человек стрелял в птицу, а попал в проходившую мимо индианку и убил ее на месте.
Собачонка кинулась к своей хозяйке и, жалобно завывая, принялась лизать ей руки; она терлась мордою об окровавленное тело, как будто старалась вернуть убитую к жизни. Опершись на аркебуз, дон Диего с жалостью смотрел на несчастную девушку, ставшую случайной жертвой его неосторожности — охотник ни за что не хотел упустить свою пернатую добычу.
Спутники же его только посмеялись над этим происшествием и отпустили несколько веселых шуток насчет того, какую дичь подстрелил кавальейро.
Вдруг собачонка, которая ласкалась к мертвой индианке, подняла голову, понюхала воздух и тут же стрелою метнулась в лес.
Пери, оказавшийся невольным свидетелем этой сцены, посоветовал дону Диего благоразумия ради возвратиться домой, а сам отправился дальше.
Картина, которую он только что видел, глубоко его взволновала. Он вспомнил свое племя, братьев, которых покинул уже давно и которые теперь, может быть, тоже сделались жертвами конкистадоров, хозяйничающих на земле, где туземцы некогда жили свободные и счастливые.
Пройдя еще около полулиги, Пери заметил вдалеке за деревьями пламя костра. У огня сидели двое индейцев и индианка.
Старый индеец, человек огромного роста, приделывал длинные и острые клыки капивары 36 к концам палок и оттачивал это грозное оружие на камне. Молодой начинял мелкими красными семенами скорлупу ореха, украшенную перьями и привязанную к веревке четверти в две длиною.
Женщина, довольно молодая на вид, расчесывала хлопок. Большие пучки его, белые и чистые, падали на широкий лист, который лежал у нее на коленях.
Возле костра стоял небольшой горшок из глазурованной глины; в нем были раскаленные угли. Индианка время от времени подбрасывала в этот горшок сухих листьев, и оттуда поднимались густые клубы дыма. Тогда оба индейца вдыхали этот дым через бамбуковую трубочку, пока из глаз их не начинали литься слезы. Потом они снова брались за свою работу.
36
Капивара — самый крупный из ныне существующих грызунов; достигает в длину полутора метров и в высоту до семидесяти сантиметров.
Стоя поодаль, Пери наблюдал эту сцену. Вдруг он увидел, что выскочившая из лесу собачонка подбежала к сидевшим у огня; задыхаясь от быстрого бега, она впилась зубами в пестрый пояс молодого индейца, но тот отпихнул ее ногой так, что она отскочила на несколько шагов.
Тогда она подбежала к индианке и вцепилась в ее одежду, но так как та ее тоже не очень приветливо встретила, кинулась на пучки пряжи и стала рвать их. Рассердившись, женщина схватила собачонку за ошейник из плодовых косточек, крепко встряхнула ее и стала собирать разбросанные хлопья; на них была кровь.