Губительница душ
Шрифт:
— Анюту.
— И это заставило вас уехать из театра раньше времени?
— Да… вы знаете, что я враг неясных, загадочных ощущений и двусмысленных положений… но я сам не знаю, что со мною происходит, чего я хочу…
— Все очень просто — вы влюблены.
— Я?! Может быть… Я никогда не бывал влюблен, вот почему и не могу объяснить себе этого чувства… Очень может быть… Я волнуюсь и злюсь, как капризный ребенок!
— Слава Богу! Наконец-то вы влюбились!
— Я сам начинаю этому верить… Вообразите, что я
— Ядевский?! Успокойтесь! Он неопасный соперник!
— Я без церемоний вышвырну его, если он будет меня стеснять своим присутствием!.. А что, если Анюта его любит?
— Недавно она любила только своих кукол, теперь — любит своих подруг. Сердце этой девочки чисто, как капля утренней росы. Много будет завистников у того, кто им овладеет.
— Мне непременно надо с ней познакомиться.
— Это нетрудно. Огинские примут вас с распростертыми объятиями.
— Неловко… Я так давно у них не был.
— Тем более, они вам обрадуются.
— Так или иначе, но Анюта будет моей. Без этого ангела мне не милы ни мое имя, ни титул, ни богатство.
— Брак ваш с этой девушкой возбудит всеобщую зависть.
Граф растянулся на диване и зевнул.
— За что бы мне теперь приняться? — спросил он. — Спать еще не хочется…
— Примите содовый порошок, это вас успокоит, — пошутил иезуит.
Солтык засмеялся, потом позвонил и приказал оседлать своего арабского жеребца. Несколько минут спустя он был уже за городом и мчался во весь дух в тишине лунной морозной ночи; а патер Глинский, лукаво улыбаясь, с наслаждением нюхал испанский табак.
На следующий день рано утром он известил Огинского, что граф Солтык намерен нанести ему визит.
Анюта, не подозревая никаких замыслов со стороны графа и своих родителей, беззаботно болтала с Ливией, гуляя по саду, когда щегольской экипаж богатого аристократа подъехал к крыльцу.
Солтык приехал вместе со своим бывшим воспитателем и, обменявшись несколькими фразами с хозяйкой дома, завел речь об Анюте.
— Она бегает на лугу со своей приятельницей, — отвечала Огинская, — ведь она еще ребенок, граф.
— Не пойти ли и нам прогуляться? — предложил патер Глинский. — Погода прекрасная.
Граф подал руку хозяйке дома, и все общество отправилось в сад.
— Я имел удовольствие видеть вашу дочь в театре, — заметил Солтык, идя по аллее, — и, признаюсь вам, был буквально поражен ее красотой.
— Вы слишком любезны, граф, — возразила маменька, задыхаясь от радости.
— Давайте играть в волка! — вскричала Анюта, подбегая к шедшему впереди других патеру Глинскому.
— Когда-нибудь в другой раз, дитя мое, — отвечал иезуит, — вам сейчас представят графа Солтыка.
— Анюта, граф Солтык желает с тобой познакомиться, — сказала Огинская и тотчас же прибавила: — Боже мой, на кого ты похожа! Волосы
Застигнутая врасплох бедная девочка в недоумении стояла, склонив головку, и не знала, что отвечать, когда граф, вежливо поклонившись, сказал ей:
— Позвольте мне отрекомендоваться вам.
Огинская вывела дочь из этого затруднительного положения, предложив графу осмотреть сад, и, взяв под руку патера, пошла вперед по направлению к оранжерее.
— Вы еще не выезжаете в свет, — начал Солтык, — вы только что вышли из пансиона, если я не ошибаюсь?
— Да… Вчера меня в первый раз повезли в театр, — отвечала Анюта, — но я надеюсь зимой танцевать на балах.
— Со стороны ваших родителей было бы непростительной жестокостью лишать нас вашего общества.
— Анюта еще так молода, что я не желала бы вывозить ее на балы, — вмешалась в разговор Огинская, — но я надеюсь, граф, что вы будете часто посещать наш дом, — прибавила она, приветливо улыбаясь.
— С удовольствием воспользуюсь вашим любезным приглашением и, поверьте, сумею оценить ту честь, которую вы мне оказываете.
— Поручите моему бывшему воспитаннику придумывать для вас развлечения, — обратился патер Глинский к Анюте, — он мастер на эти дела.
— В самом деле?
— Отдаю себя в полное ваше распоряжение.
После довольно продолжительной прогулки все общество вернулось в гостиную, где хозяйка дома предложила иезуиту партию в домино и упросила Ливию сыграть что-нибудь на рояле. Таким образом, Солтык и Анюта остались один на один, но разговор между ними как-то не клеился, и девочка очень обрадовалась, когда граф откланялся и уехал.
— Что за странное создание эта Анюта, — сказал Солтык иезуиту по пути домой, — можно подумать, что она меня боится.
— Ее, наверно, запугали рассказами о ваших причудах, но не беспокойтесь, это пойдет вам на пользу. Женщины влюбляются именно в тех людей, от знакомства с которыми их предостерегают.
— Ну, как тебе понравился граф? — спросила Огинская у дочери, когда они остались одни.
— Он очень красив.
Толстая барыня шутя погрозила ей пальцем.
— Напрасно, мама, — возразила Анюта, — поверь мне, я никогда не влюблюсь в этого человека; в нем есть что-то такое, что меня пугает.
— Со временем это впечатление изгладится, душа моя.
— Нет, мама, никогда!
XIII. Сестра милосердия
— Вы сейчас должны ехать по срочному делу, милая барышня, — сказал Эмме Сергич, придя к ней однажды рано утром, когда та только что проснулась. — Апостол никому, кроме вас, не может доверить такого важного дела. Вы поедете в качестве сестры милосердия нашего братства в имение пожилой бездетной вдовы, госпожи Замаки. У нее горячка… Вы не боитесь заразы?