Губительница душ
Шрифт:
— Я ничего не боюсь, — отвечала девушка, — на все воля Божия.
— В таком случае, не угодно ли вам пожаловать ко мне?
— Позвольте мне только одеться.
Несколько минут спустя Эмма уже была в доме Сергича. В костюме сестры милосердия она стала похожа на кроткую мадонну. Купец вручил ей запечатанный конверт, прося вскрыть его только после приезда на место назначения. Экипаж и лошади были уже готовы: на козлах сидел знакомый нам крестьянин Долива, один из многочисленных клевретов апостола.
Было
Это была довольно большая, слабо освещенная комната, вся пропитанная тяжелым, удушливым запахом. Эмма отдернула портьеры и открыла окно.
— Доктор давно уже приказал это сделать, да мы не посмели, — тихонько проговорила сидевшая у кровати старушка.
Больная открыла глаза и приподняла голову с подушки. Это была женщина лет около сорока, худая, бледная, с впалыми щеками, рыжими волосами и большими, умными, серыми глазами.
— Кто вы такая? — спросила она, не без удивления взглянув на незнакомую ей женщину.
— Я сестра милосердия из Киева.
— Хорошо… Я очень рада… Как вас зовут?
— Сестрой Варварой.
— Ах, как мне жарко!
— Я открыла окно, теперь вам будет прохладнее.
— Благодарю вас… Я лежу здесь, словно в могиле… Не похоронят же меня заживо… Неужели болезнь моя смертельна?
— Нет!.. Я надеюсь, что с помощью Божьей вы вскоре поправитесь.
— Бог прислал мне ангела-утешителя… — и больная, поцеловав руку Эммы, повернулась лицом к стене.
Сестра милосердия выслала старушку вон из комнаты и заняла ее место у кровати больной. С этой минуты она ни днем, ни ночью не отходила от своей пациентки, в точности исполняя все предписания местного доктора и делая это спокойно, терпеливо, с улыбкой сострадания на губах.
На третью ночь больная очнулась после тяжелого продолжительного бреда, взяла Эмму за руку и проговорила слабым голосом:
— Плохо мне… очень плохо… Скажите мне правду… болезнь моя опасна?
— Доктор совершенно доволен ходом вашей болезни.
— Да… но не худо было бы послать за священником.
— Если вам угодно…
— У меня еще не написано духовное завещание… Никто из нас не знает, когда Господу будет угодно призвать его к себе… Надо приготовиться.
— Позвольте, я напишу под вашу диктовку.
— Это еще успеется… Мне еще не хочется умирать…
Эмма улыбнулась.
— Чему вы смеетесь? — спросила госпожа Замаки.
— Я не понимаю, как можно бояться смерти или любить жизнь так, как ее любят некоторые люди. Я с радостью пожертвовала бы своей жизнью, если бы это могло возвратить вам здоровье.
— Вы — ангел!
— О, нет!.. Этой временной жизни я предпочитаю жизнь вечную. Во время
— Правда… правда… Но скажите, почему так желаете умереть вы, такая молодая и красивая?
— Да, я жажду смерти, но не случайной, а добровольной, той, которой умирали святые мученицы.
— И вы надеетесь этим способом спасти вашу душу?
— Такая жертва угодна Богу, и Он дарует нам за нее отпущение грехов.
— Быть может, вы и правы.
Светало. Больная задремала не на долго, но вскоре очнулась, приняла лекарство и прошептала:
— Пошлите за священником… сейчас же.
Желание умирающей было немедленно исполнено. Она исповедалась, приобщилась святых тайн и почувствовала значительное облегчение и в нравственном, и в физическом отношении. По уходе священника она долго разговаривала с сестрой милосердия и, между прочим, спросила:
— Кого бы мне назначить моим наследником? Посоветуйте, моя милая…
У меня есть дальние родственники, но я, кроме неприятностей, ничего от них не видела. Не благоразумнее ли будет, если я оставлю мое состояние на богоугодные заведения?
— Эту мысль внушил вам Отец небесный! — воскликнула Эмма. — Напишите духовное завещание в пользу нашего благочестивого братства, которое питает голодающих, одевает нагих и лечит страждущих. Таким способом вы окажете благодеяние многим тысячам несчастных.
— Я это сделаю… Принесите сюда бумагу и чернила.
— Положите его в мой письменный стол, — сказала помещица, когда завещание было написано под ее диктовку и скреплено ее подписью. — Нет, лучше спрячьте его у себя… так будет безопаснее… Здесь, наверно, есть шпион, подосланный моими родственниками…
Вечером у открытого окна внезапно показался апостол. Больная не могла его видеть, потому что ее кровать была огорожена ширмами, но Эмма невольно вздрогнула.
— Что с вами? — спросила помещица.
— Ничего… мне надо сходить за льдом.
И, воспользовавшись минутой, когда ее пациентка задремала, Эмма тихонько подошла к окну.
— Ей гораздо лучше, — шепнула она, — доктор сказал, что есть надежда.
— А завещание в пользу нашего братства уже написано?
— Да, моей рукой.
Апостол кивнул и, помолчав несколько минут, сказал:
— Этим твоя миссия еще не оканчивается.
— Знаю… я останусь при больной до ее выздоровления.
— Нам надо позаботиться о спасении ее души… Не говорила ли она тебе, что у нее на совести лежит тяжкий грех?
— Нет, не говорила.
— Постарайся выведать эту тайну, но сделай это как можно осторожнее, больные вообще недоверчивы… и постарайся обратить ее на путь истинный.
— Я сделаю все, что от меня зависит, но мои старания могут оказаться безуспешными.