Губительница душ
Шрифт:
— Кто там?
— Твой молодой барин, Казимир Ядевский, — отвечал Тарас.
— Матерь Божия!.. Так поздно!.. Не случилось ли чего?.. Сейчас отворю калитку…
Через минуту явилась Дарья с фонарем в руке. Это была женщина лет сорока, свежая, румяная, высокого роста, с черными волосами и черными же глазами.
— Где же он? — спросила она.
— Не шуми, тетка, — шепнул ей Тарас, — твой барин увез барышню, которую родители не хотели отдавать за него замуж.
— Господи, Боже мой!
— Она погостит у тебя, только ты не смей никому говорить, что она
— Понимаю! — отвечала Дарья, поспешно отворяя ворота.
— Здравствуй, кормилица!
— Господь с тобою, мой ненаглядный!
Старые друзья обнялись и расцеловались.
— Так это твоя суженая! — воскликнула крестьянка, когда они вошли в хату. — Какая хорошенькая да молоденькая! Девочка! Ты, должно быть, озябла, моя голубушка. Дай-ка я заварю тебе чайку. Шутка сказать, выхватили ночью из теплой постельки да и увезли, в этакий-то мороз! — причитала Дарья, раздувая самовар.
Ядевский настоял на том, чтобы Тарас остался в деревне с Анютой, а сам, напившись чаю, отправился в обратный путь. Благополучно доехав до Киева, он разбудил своего денщика и отправился вместе с ним к Эмме Малютиной. Понятно, что Эмму он не застал, дом был пуст. Оттуда он бросился в Красный кабачок, но и там не застал ни души. Сообщники сектантки успели скрыться.
У ворот своего дома Казимир увидел крестьянина с письмом в руках.
— Кто послал тебя? — спросил поручик.
— Да я и сам не знаю.
— Кто же тебе дал это письмо?
— Молодая барыня, такая красавица… Она приказала принести ответ.
— Ступай за мной в комнату.
Графиня Солтык писала Ядевскому, что она принадлежит к священной секте людей, посланных Богом для спасения душ нераскаявшихся грешников от вечных мук. До сих пор она не имела права открыть ему этой тайны и надеется, что теперь все, казавшееся ему загадочным в ее поведении, объясняется вполне. «Учение нашей секты, — писала она, — не запрещает мне сделаться твоей женой. Я люблю тебя всем сердцем; если ты разделяешь мое чувство, то последуй за мной. Жду тебя в Москве, где я теперь скрываюсь; отсюда мы вместе уедем за границу».
Ответ Казимира был следующего содержания:
«О существовании вашей секты известно представителям полицейской и судебной власти. Каждый честный человек считает своей обязанностью помогать им в преследовании кровожадных убийц, нарушающих общественное спокойствие. Время, когда я любил вас, прошло безвозвратно, но я щажу вас, полагая, что вы не более чем слепое орудие в чужих руках, а участие ваше в ужасных преступлениях — лишь болезненное заблуждение с вашей стороны. В моих глазах вы не преступница в буквальном смысле этого слова, а только жертва жестоких фанатиков. Я не намерен бежать с вами за границу, но и не стану доносить в полицию, что вы скрываетесь в Москве. Советую вам как можно скорее уехать оттуда. Подумайте, что вас ожидает, если полиция нападет на ваш след. Казимир».
Отдав письмо крестьянину, Ядевский поехал к полицмейстеру и откровенно рассказал ему все, что знал о кровавой секте губителей. Он назвал имена некоторых ее членов и указал известные
Между тем, привлекли к допросу купца Сергича. Он с неподражаемой наивностью отвечал, что не понимает, что от него хотят полицейские чиновники, и считает вымыслом их рассказы о существовании в Киеве секты губителей.
— Мы узнали, — продолжал чиновник, — что к вам часто приходила какая-то молодая женщина, что она в вашем доме переодевалась в мужское платье и отправлялась в Красный кабачок.
— Если это уже дошло до вашего сведения, — отвечал Сергич, — то я признаюсь вам, что это была дочь моей старой знакомой, госпожи Малютиной. Она действительно надевала мужское платье и ходила на свидания с графом Солтыком, а где происходили их любовные встречи, я не знаю.
При обыске в доме купца Сергича, точно так же, как и в пустой квартире Эммы, не было найдено ничего подозрительного. Полицмейстер был в отчаянии, тем более что ему было наверняка известно, что не все члены кровавой секты покинули Киев.
Ночью, когда Ядевский возвращался из клуба, к нему подошла нарумяненная, нарядно одетая женщина и попросила огня, чтобы закурить папиросу. В ту минуту, когда молодой человек зажигал спичку, она выхватила кинжал и ударила его в грудь. По счастью у него в кармане лежал серебряный портсигар, и это спасло его от верной смерти. Казимир выхватил шпагу и бросился вслед за женщиной, но она успела скрыться.
В ту же самую ночь двое вооруженных дубинами людей внезапно напали на полицейского, дежурившего у Красного кабачка. Но когда тот выхватил из кармана револьвер, они побежали по направлению к реке и там как сквозь землю провалились.
XLVIII. Пытка
Дни и ночи наслаждений пролетали с быстротой молнии. Эмма в объятиях мужа забывала обо всем на свете — и об угрожающей ей опасности, и о предстоящем исполнении своих кровавых обязанностей. Однажды вечером к ней в комнату постучалась Генриетта. Эмма вздрогнула, поспешно привела в порядок свои растрепанные волосы и отворила дверь.
— Ну, что новенького? — спросила она у своей наперсницы, которую апостол посылал в Киеве разведать, что и как.
— Плохи дела, — отвечала девушка, поцеловав руку своей повелительницы, — никто из наших в Киеве пока не арестован, но они блуждают там, словно дикие звери в пустыне, не зная приюта. Беда в том, что полиция вскорости нападет и на наш след… Анюта Огинская бесследно исчезла, а Казимир Ядевский сделался нашим злейшим врагом.
Графиня молча устремила взор на угасающее пламя в камине.