Гуд бай, Америка…
Шрифт:
— Не заряжен? — спросил я у продавца, хотя уже и сам это понял.
— Нет, конечно. — снова с противной американской улыбочкой ответил мне продавец.
— Это хорошо! — сказал я.
А потом коротким отработанным ударом деревянного приклада в челюсть, отправил продавца вместе с его улыбочкой в глубокий нокаут.
Глава 3
Глава третья.
Есть многое на этом белом свете,
Что не понять нам вовсе никогда.
Ответ подскажет только свежий
А путь укажет яркая звезда.
22 сентября. 1974 год.
США. Штат Вашингтон. Предгорья Маунт Рейнир.
Александр Тихий.
— Смотри! — я указал Алёнке место на карте. — Что ты видишь?
— Москва? — удивлённо, то ли спросила, то ли ответила.
— Да. И эта Москва не так уж и далеко. Что там тебе привиделось?
— Ну… — Алёнка задумалась. — Лёша сказал: «К утру будем в Москве».
— И это уже приобретает хоть какой-то смысл. Я прикинул. Тут километров четыреста всего. За ночь не проблема добраться туда.
— Ты думаешь, что они сейчас там.
— Тебе когда привиделось твое… виденье?
— Когда я взяла в руки чашку кофе.
— То есть сегодня утром. И что это значит? Либо ты видела вчерашнее видение, и Лёшка уже в Москве. Либо… Вряд ли… Скорее всего, они уже там. Но зачем?
— Мне показалось… — робко попыталась что-то сказать Алёна.
— Что? Что-то ещё?
— Мне показалось, что там была ещё одна девчонка… Но я не уверена.
— Ещё одна девчонка? — задумчиво пробормотал я. — Вот это пока не понятно…
22 сентября. 1974 год.
США. Штат Айдахо. Москва.
Алексей Тихий.
Продавец, связанный по рукам и ногам с кляпом во рту, валялся на полу без сознания, и судя по всему, пока не планировал приходить в себя. Я сидел напротив него на стуле и снаряжал патронами магазины для калаша. Их нашлось всего пять, но я думаю, что мне этого хватит на какое-то время.
Наконец, тело на полу замычало и задёргалось, хлопая глазами.
— Очнулся, болезный? — иронично спросил я его. — Ну что же ты так неаккуратно падаешь? Так ведь и головой можно удариться…
Глаза связанного продавца смотрели на меня непонимающе.
— Ну да ладно… Сейчас я буду задавать тебе вопросы, а ты будешь на них отвечать. Советую отвечать честно, иначе…
Я просто пристально посмотрел в глаза этого испуганного человечка, а у того почему-то намокли штаны в районе паха.
— А вот это ты зря. — посетовал я. — Это же неприлично. Особенно в присутствии дамы.
— Как он тебе сможет отвечать? У него же во рту кляп. — спросила меня Сара.
— Но он же сможет кивать в ответ?
— А если вопрос будет более сложным, чем тот, на который можно ответить кивком только да или нет.
— К тому времени я уже избавлю его от кляпа, если пойму, что он мне не врёт.
— А если он откажется отвечать на твои вопросы?
— Ну, это вряд ли… — сказал я, глянув на испуганное связанное тело на полу.
— И всё-таки… Вдруг он станет
— Понимаешь, у человека слишком много пальцев на руках и ногах. — спокойным голосом ответил ей я, достав из-за пояса большой такой ножик. — Если пальцы начать отрезать по одному, то обычно перед третьим пальцем человек уже готов сознаться в чём угодно, лишь бы это прекратить.
— Но нам же не надо, чтобы он сознался в чём угодно.
— Да. Нам нужна правда, только правда и ничего кроме правды. И правду эту он нам сейчас расскажет. Правда ведь?
Это уже я обратился к пленнику. Тот усердно закивал головой в знак согласия.
Я показал связанному парню фотографию Рональда с собакой.
— Это владелец магазина?
Мне в ответ судорожно закивали. Я думаю, что если бы его рот не был заткнут кляпом, то этот американец обязательно при этом бы ещё и улыбался. Уж такая у них национальная привычка. Никак не могу этого понять и принять. Вот у нас, если человек улыбается, то это от души, а не условный рефлекс, как у дрессированной с детства собачки, которая по команде скалит зубы.
— А вот этого человека ты видел? — показал я фото Ральфа.
И снова мне кивают в ответ.
— Ты знаешь, где он сейчас?
Блин. Китайский болванчик и тот кивает реже, и не так убедительно. Выходит, что даже этот молодой паренёк прекрасно знает о местонахождении похищенного оружейника. А вот это уже интересно. Но вряд ли кивками он мне сможет указать точное место, где сейчас томится в плену отец Сары.
— Сейчас я выну у тебя изо рта кляп, но при этом ты не будешь кричать, шуметь и вообще хоть как-то нервировать меня. А иначе я подрежу тебе шею, чтобы тебе было неоткуда кричать. Ты меня понял?
А ведь как хорошо кивает, мерзавец. Похоже, что он готов на всё, чтобы сохранить свою жизнь… Да… Эти люди не лягут грудью на амбразуру. И даже не подорвут себя последней гранатой вместе с окружившими его врагами. Мне почему-то вспомнился тот безымянный русский ракетчик во Вьетнаме, про которого рассказывал чернокожий герой Америки. Вот тот был настоящим героем. Взорвал и себя, и ракетную установку, и кучу врагов заодно. Да, уж… Как там у Лермонтова? «Вот были люди… Богатыри! Не вы…»
Я выдернул кляп и сразу, отпрянул в сторону, потому что нашего пленника тут же вырвало. Значит, вовремя я это сделал. Ещё не хватало, чтобы пленный захлебнулся тут рвотными массами, и сдох бы в ужасных судорогах, не успев рассказать про то, куда они дели нужного нам человека.
Я похлопал бедолагу по спине. И лишь только потом вспомнил, что по спине хлопают, когда человек поперхнулся чем-нибудь, а не тогда, когда его тошнит. Но это мелкие детали, не заслуживающие внимания.
Тем более, сейчас у меня есть куча вопросов, на которые это крендель мне ещё не ответил. Взяв какую-то тряпку, лежащую на прилавке, я обтёр рот нашему пленнику. Тряпка оказалась маслянистой на ощупь. Похоже, что до этого ей протирали не рты, а тщательно смазанное оружие. Но это тоже, мелкие детали, не имеющие в данный момент никакого значения.