«Гудлайф», или Идеальное похищение

Скрибнер Кит

Коллин никогда не станет называть своего мужа «папа».

Малкольм кивнул Тео, и тот взялся за большую ложку.

— Слушай, — обратился он к отцу, нацелившись в него ложкой. — У них что, есть хоть один подозреваемый? Есть хоть одна улика? Не похоже. Пусть факты говорят сами за себя.

Тео подал матери тарелку с голубцом, добавив к нему большую ложку горошка.

— Выглядит потрясающе, ма, — сказал он.

— Да этот парень просто сам себя похитил, скорее всего, — проскандировала Тиффани. — Чтобы самому

получить эти деньги, потому что он ненавидит «Петрохим».

Тео передал ей тарелку с вегетарианским голубцом.

— Такой человек, как он, не нуждается в деньгах, дорогая, — заметила Коллин. Звук ее собственного голоса вернул ей уверенность.

— Да все в деньгах нуждаются, — парировала Тиффани. — Чем их у тебя больше, тем больше они тебе нужны.

— Тут ты как раз в точку попала, — сказал Малкольм, принимая от Тео тарелку. — Только если вы — группа профессионалов, зачем вам машину-то оставлять? Каждому понятно, что надо иметь максимум времени, чтобы скрыться.

— Я могу согласиться, что это так выглядит — на поверхности. Но если у них не было лишнего человека, чтобы ту машину вести…

— Вот видишь! А у организованной группы всегда хватает людей.

— Но они же сумели скрыться, верно? — Тео взял в рот кусок горячего голубца, обжег язык, но продолжал говорить: — Ну так это тебе не Ирландская республиканская армия. Но они знали, что делают. — Тео откусил сразу полкуска хлеба. — Мне представляется, они это дело как надо провернули. Оно было хорошо спланировано.

— А знаете, если нам с Тео повезет в этой сделке с яхт-клубом, — заявила вдруг Коллин, — мы планируем в будущем году поездку в Ирландию — для всех нас!

— Как это «если»? Что ты хочешь этим сказать? — спросил Тео. — И что значит это твое «повезет»?

— Это было бы очень приятно, — сказала Дот, но тут она взглянула на Малкольма, который так и не прикоснулся к еде, даже не взялся за вилку, и глаза ее покраснели и налились влагой.

— А я бы постерегла дом, — предложила Тиффани.

— Девочка моя, мы все вместе поехали бы. И твой брат тоже.

Тиффани сделала большие глаза и помахала китайскими палочками.

— Ну, я уверена, наш юный республиканец будет слишком занят, агитируя за Джорджа Буша, а я, — она сняла палочками один тоненький прозрачный листок капусты с голубца и, подняв его к свету, посмотрела сквозь него, — буду «ocupada».[31]

Стоило Коллин подумать, что Тиффани останется здесь одна, как ее чуть не затрясло от кошмарного воспоминания: Тиффани в больнице, в Вэйле, похудевшая так, что весит едва восемьдесят семь фунтов.[32]

— Брук вернется домой на летние каникулы через две недели, так что мы у него самого спросим, — сказала она.

— Ну, ФБР завтра уже подключится к этому делу. Могу тебе это гарантировать. — Малкольм искоса глянул на сына.

— Надеюсь, что подключится.

Всерьез надеюсь.

Тиффани резко отодвинулась от стола.

— Кто-нибудь хочет чего-нибудь? — Она достала из холодильника соевый соус. Тщательно разобрала голубец на мелкие кусочки и разложила их по всей тарелке. Но по крайней мере она ест! Четыре кусочка, как сумела заметить Коллин. Сама же Коллин была слишком напряжена, чтобы есть.

Малкольм с преувеличенно веселым изумлением наблюдал, как Тиффани поливает соусом кусочки голубца.

— Слушай, я знал, что в тебе только одна половинка польская, но не подозревал, что твоя другая половинка — китайская!

— А тебя что, так уж колышет, как я ем?

— Да нет, я не сказал бы, что колышет. Замечательно видеть, что у тебя аппетит появился. Начну звать тебя «Китайская красотка». — Тарелка Малкольма оставалась нетронутой. Новостная программа добралась до сообщения о погоде: днем ясно и солнечно, жарко не по сезону, ночи прохладные.

— Слушай, дедуль, — сказала Тиффани, — а ты знал, что, если опустить пенни в острый соус «Тако-Белл», монетка выйдет из него блестящей?

Малкольм положил ладонь на ладошку Тиффани и наклонился к ней поближе.

— А разве сначала не пришлось бы ее салфеткой протереть, а? — ответил он, и оба они расхохотались. У деда с внучкой установились свои особые отношения, Коллин в них места не было.

Малкольм повернулся к Тео:

— После ужина, может, посидим с тобой, обсудим кое-какие вещи?

Дот отвернулась от телевизора, внимательно посмотрела на мужа.

— Сегодня не выйдет. У меня ужасно много работы на несколько ближайших дней. Проспект для яхт-клуба — финансовые прогнозы, цифирь кое-какую подсчитать, всякие такие дела… — Тео не смог больше ничего придумать.

— Я бы не стал это надолго откладывать, — сказал Малкольм.

Дот выронила вилку. Вилка звякнула о тарелку.

— Очень хорошо. Просто как раз сейчас я слишком занят. Такое дело провернуть — не пара пустяков. Оно требует и труда, и времени.

— Только не тяни. В ближайшие несколько дней, ладно?

— Конечно.

— Тогда давай запланируем на эти выходные, — сказал Малкольм. — Утром в воскресенье.

Тиффани оттолкнула свою тарелку, потом протянула руки под стол. Коллин услышала, как звякнули бирки о прививках на ошейнике собаки.

— Извиняюсь, я на минутку, — сказала Тиффани.

А Коллин, глядя, как дочь выходит из кухни, вспоминала себя в этом возрасте: она уже постоянно встречалась с Тео, сидела за этим же самым столом с мистером и миссис Волковяк, ела такие же голубцы. Она и вообразить тогда не могла, что будет проводить свою жизнь в этой кухне. Единственный способ для всех них выбраться отсюда, снова и снова напоминала она себе, это то, что они с Тео сейчас делают.