Гулящая
Шрифт:
– Это ж их дочка, Христя. Парубок от Здоры приходил, мед принес, спрашивает Христю. Я сначала думал, что он спятил, такой у нас и в помине не было. А она тут и призналась. Потом я пригляделся – и правда, она. Вот куда прыгнула.
– Много чести! – покачав головой, сказала Оришка.
– Да, чести мало. Хотел бы я знать, как она дошла до этого?
– Нужно... очень нужно!
– И хорошо делаешь, Оришка, что не допытываешься, – внезапно послышался из сеней голос Колесника. – А тебе, старому дураку, стыдно в бабьи толки вмешиваться! Лучше бы присматривал
Оришка злорадно взглянула на Кирила, а тот с поникшей головой молча ушел.
– Вот послушала б, что о тебе Оришка и Кирило говорят, – сказал Колесник Христе, войдя в комнату. – А все твой язычок наделал.
Христя, припав головой к подушке, молчала словно окаменевшая. Ей сейчас все было безразлично, и она с одинаковым равнодушием принимала и горькие упреки, и сердитую брань.
Душа ее жаждет только одного – покоя, окружающее ее не интересует... Ни одним словом не обмолвилась Христя. Колесник еще немного походил по комнате и ушел.
«Ну и денек сегодня выдался!» – думал он, гуляя по саду и, казалось, не замечая жары, хотя весь обливался потом. Что ему до этого зноя, когда внутри у него все горит? Еще не улеглась досада от неудачного суда с слобожанами, как сегодня эта плакса подлила масла в огонь. Все разболтала, завела какие-то связи кругом. Найдутся и такие, что донесут жене. И так она житья не дает, а тут еще – на тебе!
Колесник чувствовал себя так, точно его осы жалили.
– Пане! А, пане! – крикнул издалека Кирило.
– Чего тебе?
– Тут к вам человек приехал.
– Какой там человек? – спросил Колесник, подымаясь вверх.
– Здравствуйте, – приветствовал его приезжий, мужчина средних лет, в суконном кафтане, крепких яловых сапогах и с картузом на голове. Лицо у него упитанное, гладко выбритое, усы рыжие, слегка подстриженные, прическа с пробором. Все в незнакомце свидетельствовало о его зажиточности и солидности.
– Здравствуйте, – ответил Колесник.
– Я к вам по делу, – сказал приезжий.
– По какому?
– Да, видите ли... – замялся незнакомец.
Колесник понял, что он не хочет говорить в присутствии Кирила, и повел гостя в сад.
– Я слышал, вы лес продаете, – начал приезжий.
– Продаю, – сказал Колесник. – Если хороший покупатель найдется, почему бы не продать?
– Вот я по дороге и заехал узнать: весь ли продаете или по участкам?
– А вы кто ж сами будете?
– Карпо Здор из Марьяновки. Вы меня, верно, не знаете... – Карпо снова замялся, – а Христя знает.
– Какая Христя? – избегая лукавого взгляда Карпо, спросил Колесник.
– Да у вас живет. Бывшая наша соседка. Жена моя с ними виделась.
– Так вы к Христе или ко мне? – неприязненно спросил Колесник, бросив на него сердитый взгляд.
– К вам, – спокойно ответил Карпо. – Лес ведь не Христин, а ваш...
– Я леса не продаю, – выпалил Колесник, побагровев.
Карпо пожал плечами.
– А если не продаете, то простите, что беспокоил. Прощайте! – произнес он, улыбнувшись, и ушел,
Колесник сердито смотрел ему вслед. Казалось, он готов был броситься на заезжего купца. А тот шел, не озираясь, и вскоре скрылся за развалинами замка.
Немного спустя на дороге показался гнедой конь, запряженный в зеленый возок. На передке сидел возница в соломенной шляпе, а позади знакомый купец в кафтане. Колесник узнал в вознице паренька, который утром приносил мед. Сейчас он вез хозяина на сенокос.
«Теперь понятно, откуда этот мед! Задобрить думали. Мужик, говорят, глупее вороны, а хитрее черта!» – подумал Колесник, все более раздражаясь. Гнев клокотал в его груди. Словно черные вороны, напавшие на добычу, терзали его голову мрачные мысли, предвещая грядущие беды.
«Вот о чем речь идет. Мое добро им поперек горла стало. Мешает. Хотят меня обойти, завладеть моим имуществом. И Христя с ними заодно... Я ее приютил, вытянул из ямы, в которой она была. И вот так она меня благодарит за это! Спасибо! Спасибо! Не ждал я от тебя, Христя! То-то ты в Марьяновку ездишь, то-то болтаешь всюду. Подожди же, голубушка. И на тебя у меня найдется узда. Тут тебе тихо и спокойно. А вот когда вместо тонкого полотна на тебе будет рядно, вместо шелковых платьев – рваная рубаха прикроет твою наготу... цвелый сухарь, а не булка, застрянет у тебя в горле, ты поймешь, что я для тебя сделал. Придешь ко мне опять, в ногах будешь валяться, как собака заскулишь... Вон! Вон из моего дома, шлюха!.. А где он, мой двор, мое добро? Веселый Кут, эти поля и леса – разве это не мое? Небольшой клочок земли в городе и домик на этом клочке – вот и все мое добро. Да и там живет враг... И это все... Все деньги, на которые надо было строить мосты и гати, пошли сюда. Все их слопал этот Кут, как прорва. Все куплено на чужие деньги... но ведь придется их когда-нибудь отдать. Когда же?»
Колесник схватился руками за голову и, сам не свой, забегал по саду. Разве никто об этом не знает? Все знают. В прошлом году чуть не свалилась на него беда. Он ждал, что Лошаков доконает его... Христя вывезла, она помогла. «Христя... ох! Неужели и ты против меня? Хоть и гулящая ты, но для меня дороже всех...»
– Нет, нет, – сказал он вслух и торопливо пошел в дом.
– Собирайся, поедем в город! – крикнул Колесник.
Христя испуганно вскочила, глядя на него заспанными глазами. Рыданья и все пережитое утомили ее, и она уснула.
– Что глаза таращишь? Собирайся, говорю, в город поедем.
– В какой город?
– Какой? Губернский. Надышались мы тут вольным воздухом, хватит.
Христя наконец поняла, и радость блеснула в ее глазах.
– Когда ж ехать? Сейчас?
– Завтра или послезавтра...
– Мне собираться недолго: платье сложила, запаковала, и все. Слава Богу! Хоть бы скорее!
Колесник глядел на нее и не верил своим глазам: Христя сияла от радости.
«Разве она обрадовалась бы, если бы имела что-нибудь против меня? – думал Колесник. И мысли его приняли другое направление. – А может, ее обдуривают?»