Гулящая
Шрифт:
Загрохотали отодвигаемые стулья. Все благодарили Колесника. У некоторых уже заплетались языки, и они только трясли его руку, обнимали и целовали.
– Попрошу вас, господа, пока тут приберут, в другую комнату. Покурить.
Гостиная, такая же просторная, как и столовая, с мягкой мебелью, моментально заполнилась людьми. Гости набросились на папиросы, лежавшие в красивых коробках. Вскоре всех окутали облака дыма.
– Может, кто-нибудь хочет пулечку заложить или стаканчик пунша выпить? – спросил Колесник.
Со всех сторон раздались
– В ералаш! Преферанс! Винт! Бакара!
Разбившись на маленькие группы, гости уселись играть в карты.
Лошаков собрался домой.
– Ваше превосходительство! А может быть, и вы в карты? – спросил Колесник.
– Вы же знаете, что я враг карт. Я чувствую усталость, – сказал Лошаков, затем попрощался и вышел из комнаты.
Колесник, провожавший его, просил:
– Ваше превосходительство. А может, вы отдохнете немного. Я для вас комнатку приготовил – там и муха не пролетит.
Лошаков постоял и, после некоторого раздумья, ответил:
– Нет.
– Ну, хоть посмотрите, ваше превосходительство! Одну минуточку.
И он повел захмелевшего Лошакова по коридору. В самом конце его Колесник ткнул ногой в дверь и ввел Лошакова в небольшую пышно убранную комнату. Окна ее выходили в садик. Широколистные клены и липы своими ветвями чуть не касались стекол. Тихий ветерок навевал прохладу. Колесник отдернул полог, разделявший комнату пополам. Оттуда выпорхнула нарядная Христя и хотела убежать.
– Стой! – крикнул Лошаков, схватив ее в объятия.
Колесник задернул полог и на цыпочках вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Надвигались сумерки. Розовый свет заката струился над землей. В комнате не сиделось. Всех тянуло в сад, на свежий воздух. Гости один за другим уходили. Остались только Проценко и Рубец. Втроем с Колесником они сидели в гостиной и выпивали. Проценко потягивал старое вино, Рубец смаковал душистый крепкий чай, а Колесник пил водку. Проценко сильно побледнел и, как безумный, озирался по сторонам. Он то заводил серьезный разговор, то внезапно начинал шутить. Рубец бессмысленно махал руками и качал головой. Колесник, красный как рак, опрокидывал рюмку за рюмкой за здоровье гостей, их жен и детей. Казалось, этому не будет конца-краю.
– Охо-хо! – улучив минуту, когда Колесник умолк, сказал Проценко. – Скоро собрание.
– Начихать на него! – крикнул Колесник. – Хотите, я вам зверька покажу?
– Какого?
– Заморского. Пойдемте.
Взяв под руку Проценко и Рубца, он потянул их за собой:
Не сама ж я иду,А ведут меня...Напевая, Колесник шел по коридору. Потом он открыл дверь и толкнул Проценко и Рубца в маленькую комнату. Солнечные лучи, проникнув сквозь густую листву за окном, чертили светлые узоры на полу и стенах. Злые глаза Лошакова и лукавые – Христи устремились на вошедших.
– Что вам здесь нужно? – крикнул Лошаков.
Проценко
Они уже хотели уйти, но двери были заперты.
– А что, видели? Открыть дверь? – спросил Колесник, и глаза его встретились с сердитым взглядом Лошакова. – Ох, простите, ваше превосходительство! Мы пришли проверить, хорошо ли вы отдыхаете. Это мои хорошие знакомые, можете не беспокоиться, – сказал Колесник, указывая на Рубца и Проценко, которые, как зайцы, шмыгнули в раскрытую дверь. – Простите, Бога ради! – закончил он, кланяясь, и вышел из комнаты...
– А что, видели зверя? – спросил Колесник.
– Ох, Константин Петрович! Греха ты не боишься, – укоризненно покачивая головой, сказал Рубец.
– Какой там грех, Антон Петрович.
– А это что за зверек с ним был? – спросил Проценко.
– Не узнали? Лисичка. Настоящая лисичка! Вот погодите, выпроводит она волка и сама придет сюда.
– А Лошаков этот бедовый, – удивляется Рубец, – каким смолоду был, таким и остался. Жена, дети... А ему хоть бы что.
– А ты, земляк, не каркай, как ворона. Наша хата с краю, ничего не слыхали, ничего не видали, – предостерегающе сказал Колесник.
– Да я не о том, – оправдывался Рубец. – А тебе, Костя, ада не миновать, хитер ты на выдумки.
– Надо же чем-нибудь горластому пану глотку заткнуть.
– Ой, и лихая у тебя головушка! Не миновать ей Сибири.
– И там люди живут, – сказал Колесник, махнув рукой. – Давай лучше выпьем! За здоровье наших молодых! Ура!
– Кто ж она такая? – допытывался Проценко.
– Вот нетерпеливый! Погоди, сам увидишь. Своими глазами узришь.
– О! Пан уже уехал! – крикнул он, увидя в окна отъезжавшего на извозчике Лошакова.
– А-а! Знает кошка, чье сало съела. Удираешь? Не уйдешь из моих рук! – сказал Колесник, погрозив кулаком. Потом отвернулся и крикнул: – Доченька!
– Что, папаша? – донесся издали тонкий девичий голосок.
– Иди сюда!
– Ну, что вам? – появившись на пороге, сказала красивая девушка в парадном платье.
– Видал, Антон, Христю, которая у тебя когда-то служила? Видал? – повернувшись к Проценко, спросил Колесник.
И тот и другой молча глядели на девушку. А она только всплеснула руками, крикнула «ой, маменька!» и быстро убежала.
На следующий день в городе только и говорили про обед у Колесника. Сплетничали о том, кто сколько выпил, кто на четвереньках полз домой, а упоминая о Лошакове, только покачивали головами. Ну, не черт этот Колесник – такого пана оседлал! Вот какие дела!
– Да это же брехня, – недоверчиво говорили другие. – Лошаков давно на него зубы точит. Вот погодите, начнется земское собрание, так он Колесника со всеми его потрохами слопает.
Но на открытии съезда все видели, как Лошаков ласково обращался к Колеснику, по-приятельски жал ему руку, шутил с ним, хотя Колесник по-прежнему льстил ему и низко кланялся.