Гусар
Шрифт:
Захар подвёл мою графскую персону не к одному, а к двум стойлам, расположенным рядом.
— Вот, батюшка, ваше хозяйство, — проворчал он.
Вот тоже какой-то непостоянный тип этот Захар. То ему не нравится, что барин слишком умничает, то не устраивает, что барин отдохнуть хочет. Стоит тут, кислой рожей крутит.
В первом стойле находился уже знакомый мне конь.Огромный, угольно-чёрный жеребец с белой звёздочкой на лбу. Надо признать, это был чистой воды аристократ: сухие, точёные ноги, мощная грудь, умные, чуть диковатые
Рядом с ним с ноги на ногу переминалась его полная противоположность. Второй конь, Вьюн, был заводным, то есть запасным. Это мне пояснил Захар. Причем пояснил сам, не дожидаясь вопросов с моей стороны.
Вьюн оказался пониже ростом, шире в кости, не такой изящный, но чувствовалась в нём неутомимая сила. Масть у него была гнедая, а глаза — маленькие и хитрющие. Чистый бес в конском обличае. Мне в какой-то момент показалось, он сейчас подмигнет и человеческим голосом спросит:«Не желаете ли продать душу, сударь?»
А общем, если Гром был генералом, то Вьюн — опытным и ушлым интендантом. Не успел я подойти, как он тут же ткнулся мне в ладонь бархатными губами, явно выпрашивая угощение.
— Ну, с Богом, — вздохнул Захар, вручая мне скребницу. — Начинайте с Грома, он главный. А Вьюн потерпит, он парень простой.
Я с тоской посмотрел на два конских крупа. Работы было вдвое больше, чем предполагалось. Это, наверное, бонус такой, за успех. Хотел быть круче остальных? Держи две огромные лошадиные задницы.
— Эй, граф! — донеслось от соседнего стойла. Со мной заговорил тот самый рыжеусый гусар, что не так давно видел у колодца вместе с Орловым. Он с лёгкостью орудовал щёткой, и его конь стоял смирно, явно наслаждаясь процессом. — Вы его покрепче трите! Он не барышня, не растает!
Я попробовал последовать совету, но стоило мне посильнее нажать на скребницу, как Гром недовольно мотнул головой и переступил с ноги на ногу, едва не отдавив мне ногу. Я отскочил, пока моя новообретенная жизнь не закончилась под копытами коня. Это было бы очень тупо.
'Спокойно, Олег, перед тобой просто большая корова с гривой, — убеждал я себя, чувствуя, как по спине течёт пот.
Скажу честно, попытки аутотренинга не особо помогали. И вообще… В Москве у меня клининг раз в неделю приходил, а тут я сам как клининг… для лошади весом в полтонны.
Естественно, чтоб не привлекать внимания, страдать приходилось молча. Спина начала отваливаться, а мозг в панике прикидывал, на какой конкретно лошади я отдам концы. Ладони горели, руки ныли, в голове крутились слова матерные и неприличные.
Почему-то в фильмах и книгах этого не показывали. Там жизнь гусар выглядела веселой, задорной, увлекательной.
Другие офицеры переговаривались, смеялись над своими же шутками.
— … а он ему и говорит, мол, твоя Амалия так же горяча,
Я, в отличие от сослуживцев, которые успевали и дело делать и шутки шутить, молча ковырял копытный крючок, пытаясь вычистить грязь из-под подковы Грома, и думал о том, что тоже готов вызвать на дуэль. Захара. Мог бы, сволочь упрямая, Прошку отправить по-тихому и все. В конце концов, я считаюсь товарищем чудаковатым. Вряд ли кто-нибудь удивился бы новой странности.
— Слуга, блин… — Тихо бубнил я себе пол нос, искоса поглядывая в сторону деда, который отирался неподалеку.
Он будто контролировал меня, чтоб не дай бог я не профилонил.
Вообще, конечно, отношения у графского сына со слугой несколько загадочные. То есть, с одной стороны Захар каждые пять минут едва ли не лбом о пол бьётся, образно выражаясь. А с другой — может позволить себе барина поучать.
Еще, как назло, Гром, чувствуя мою неуверенность, вёл себя отвратительно: то дёрнет ногой, то попытается укусить за плечо. Он определённо тестировал меня, и есть ощущение, я этот тест с треском проваливал. Возможно, лошадь, в отличие от людей, полагалась не на внешнюю оболочку, а интуитивно чувствовала — царь-то ненастоящий! Ну или граф, ладно.
Вьюн, в отличие от него, стоял смирно. Однако спокойствие этой хитромудрой лошади было корыстным. Каждые полминуты он тыкался носом в мои карманы, и его наглючие глазки будто говорили: «Давай сахар, и я, так и быть, постою спокойно. Нет сахара — нет спокойствия».
Спустя бесконечно долго тянувшее время, я, наконец, закончил. Потный, грязный и совершенно измотанный, прислонился к стене, глядя на двух чистых и сытых коней. В этот момент я ненавидел гусарский устав больше, чем налоговую инспекцию.
Другие офицеры тоже заканчивали свою работу. С усталым, но довольным видом они похлопывали своих коней, переговариваясь вполголоса.
— Ну, господа, долг чести исполнен, — громко произнёс рыжий гусар, вытирая руки ветошью. — А душа теперь просит праздника! Не продолжить ли нам славный вечер за бутылочкой венгерского?
Идея была встречена одобрительным гулом. Здоровья у этих гусар — позавидовать можно. Только что наяривали коней два часа, а теперь у них, оказывается, появилось желание прибухнуть.
Я, в отличие от остальных, ничего радостного в подобной перспективе не видел. Моей единственной мечтой была кровать. Я уже собирался незаметно выскользнуть на улицу, пока гусары обсуждали, у кого могут быть запасы вина, но Ржевский неожиданно обернулся ко мне.
— Граф! — весело крикнул он через всю конюшню. — А вы с нами? Хватит с вас на сегодня подвигов. Вы сегодня заслужили стакан доброго вина, как никто другой!
Я замер. Теплая, удобная постель, фигурировавшая в моих мечтах, стремительно начала растворяться дымкой.