Гусар
Шрифт:
— Спасибо, Захар. Ты мой спаситель, — с трудом выговрил я. Ну точно. Чистая гиена и ее предсмертный хрип.
— Служба, — коротко ответил старик, забирая пустой стакан. — А теперь надобно поторапливаться.
— Стесняюсь спросить, куда? Лично я вообще не опаздываю.
— Кони ждут, — пробурчал слуга с такой интонацией, будто судьба коней в любом их виде волновала его больше собственной судьбы и всяко больше моего здоровья. — Коней почистить надобно, барин, и покормить. А потом, значится, на прогулку верхом отправитесь, ноги им и себе
Я почувствовал, как к горлу подкатила тошнота. И дело было вовсе не в похмелье.
Фехтование — куда ни шло. Это я хотя бы представляю. Вольтижировка — я даже слова такого не знаю. Но мне категорически не нравится, как оно звучит. Точно хрень какая-то.
То есть, никакого чилла и отходняков. Тоска-а-а… Вместо того чтобы спать, наслаждаясь в видениях своим триумфом, я должен махать саблей и скакать на лошади, как обезьяна в цирке. Причем, в моем случае есть опасение, что сравнение с обезьяной максимально точное.
Эх… А как хорошо все начиналось…
Я с грустью посмотрел вслед Захару, который так же торжественно, как и заходил, покинул мою комнату.
— Чертов садист… — Тихонько буркнул ему вслед. — Решил меня угробить, походу. Ты гляди, даже завывать стал реже. Видать, настоящее его лицо наружу лезет.
Ну ладно… Примем реальность как неизбежное зло. Вчера было весело. Сегодня — есть расписание, устав и куча обязанностей, о которых, между прочим, по-прежнему не имею ни малейшего понятия.
Я с кряхтением сполз с кровати. Тело ломило, голова немного отошла от вчерашнего, но не полностью. Она уже не собиралась расколоться на части, как перезрелый арбуз, но еще не готова была адекватно мыслить.
Не успел я сделать и пары шагов, как дверь отворилась, в комнату влетел Прошка. В отличие от вечно хмурого Захара, он сиял, будто начищенный пятак. Впрочем, по-моему, это его обычное состояние. Он все время чему-то радуется.
— Доброго утра, Пётр Алексеевич! — фонтанируя счастьем сказал Прохор. — Захар Семёныч велели вам обмундирование для утренних упражнений принести!
В руках слуга аккуратно держал сложенную одежду.
Никакого парадного мундира с золотым шитьём там не обнаружилось. К счастью… Выглядеть расписным пугалом мне не улыбалось. Всё было куда проще и практичнее: суконные, плотно облегающие ноги рейтузы, незатейливая холщовая рубаха и высокие сапоги для верховой езды. То, что нужно для грязной работы в конюшне и последующей муштры.
Прошка разложил вещи на кровати, выскочил из комнаты, но уже через пару минут вернулся обратно. С особой, почти благоговейной осторожностью, он пристроил рядом с одеждой длинный предмет в посеребрённых кожаных ножнах. Саблю.
Я подошёл ближе, собираясь рассмотреть, с чем придётся работать. Это было не стандартное, казённое оружие, которое видел у других офицеров. Эта сабля выглядела иначе. Её эфес, отлитый из тёмного серебра, был выполнен в виде головы сокола, а на перекрестье имелся искусно выгравированный
Не в силах сдержать любопытство, я взял оружие в руки. И в тот же миг по телу пробежала странная дрожь. Внутренняя, само собой. Не было такого, чтоб меня затрясло, как от электрического разряда. Нет. Просто где-то в глубине моего естества словно волна мурашек прокатилась.
И вот, что интересно. Я не знал, что делать с этой тяжёлой, смертоносной вещью. Но мои руки… руки графа Бестужева-Рюмина, казалось, вполне понимали, как им действовать. Согласен, звучит так себе, когда у тебя разные части тела живут самостоятельной жизнью. Но тут уж как есть.
Ладонь сама собой легла на рукоять, идеально обхватив её. Вес ощущался не как чужеродная тяжесть, а как привычное, естественное продолжение руки. Не задумываясь, будто делал это тысячу раз, я плавно вытянул клинок из ножен на несколько сантиметров.
Лезвие тускло блеснуло в утреннем свете. Оно было покрыто причудливым, волнистым узором, который переливался от серого к чёрному. Булат…
Это понимание появилось в голове, словно обыденная, привычная мысль. Хотя, раньше я понятия не имел, что такое булат и как он выглядит. А вот теперь знал. Просто так. Сам по себе. Невероятно прочная и острая сталь, ценившаяся на вес золота.
'Что за чёрт…" — пронеслась тревожная мысль, — «Откуда мне это известно?»
Но уже в следующую секунду до меня дошло. Это — тело… оно помнит. Помнит, как держать оружие. И некоторые мысли, кстати, начали появляться по той же причине. Мысли, которых именно у меня быть не должно. Даже не мысли, а четкая внутренняя уверенность.
Я провёл по клинку большим пальцем, инстинктивно проверяя заточку, но тут же отдёрнул руку. Остро, как бритва. Моё родное сознание было в шоке, а вот тело действовало уверенно и спокойно, словно для него это так же естественно, как дышать.
Ах ты, Петька… Ах, засранец… Похоже ты многое скрывал даже от близких. Они-то графенка совсем беспомощным считают, а он не так просто, как кажется.
— Красавица, не правда ли, барин? — с обожанием прошептал Прошка, глядя на саблю. — Батюшка ваш, граф Алексей Кириллович, её вам на совершеннолетие подарили. Говорят, лучший клинок во всём полку.
Я молча вложил оружие обратно в ножны. Ощущение было странным: смесь страха и какого-то дикого, первобытного восторга. Лично я не умею обращаться ни с колющими, ни с режущими предметами. Но это тело, в котором мне выпала сомнительная честь оказаться, очевидно, умеет. Ну что ж… Данный факт несомненно радует.
Бурча под нос проклятия, я быстро переоделся. Проклятия, конечно, имели конкретное направление. Они относились к тому распорядку дня, по которому живут гусары. Вообще-то, в моем понимании графья по утрам изволят спать. Ну или на худой случай, могут выйти на крыльцо, окинуть графским взором двор, крикнуть девкам дворовым, чтоб принесли кулебяку…